— …Ты не сумеешь справиться с тем, что выпустишь на свободу, Брик. Ты достаточно высокомерен, чтобы считать, будто ты можешь справиться… но ты не можешь. А я не стану разбираться с этим вместо тебя. Они грязные животные. Они также намного опаснее и хитрее, чем ты думаешь.

Брик, стоявший рядом с ним мужчина, вздохнул. По крайней мере, внутренне.

Он не позволил ни капле этого вздоха отразиться на его красивом лице или в глазах.

Он, конечно же, был знаком с позицией старика в отношении тех, кого он упорно называл «экстрасенсами». Учитывая то, кем он являлся, и тот факт, что он все ещё функционировал как глава их организации, все они прекрасно знали убеждения Константина в этом вопросе. Большинство из них знало о присутствующем там личном факторе, хотя старик редко говорил об этом аспекте, и определённо не с подчинёнными вроде Брика.

Константин уже потерял своего фаворита из-за видящих.

С тех пор он считал их опасными — не заслуживающими доверия, но и не теми, кого стоит от себя отдалять, по крайней мере, не с таким количеством членов, каким они располагали. Константин и тот презренный кусок экскрементов, который руководил видящими, выступали инициаторами перемирия между двумя расами. Константин все ещё придерживался этого трусливого документа, и не только из-за секретов друг о друге, которые они хранили от людей.

Однако Константин был стариком.

И вопреки тому, кем он являлся, он — всего один.

Брик, напротив, стариком не был. Стоя там и притворяясь, будто он с заботой и безграничным терпением слушает все нытье, пердёж и невнятные жалобы старика, он размышлял над собственной молодостью. Он также благодарил ангелов свыше, что ему не передались нелепые страхи старика в отношении «экстрасенсов».

Брик пришёл в эту жизнь с именем Бэйшл. Это было хорошее, традиционное имя, дарованное ему его истинным отцом.

Однако все называли его мистер Брик. Или, ещё чаще, просто Брик[1].

Если бы они знали его в определённый период его жизни, они могли бы также называть его Зеркало.

Но существовало мало живых, помнивших это имя. Большинство, скорее всего, даже не помнили, как Бэйшл получил прозвище Брик. Многие в компании, вероятно, никогда не слышали его настоящее имя, так что вообще не знали, что Брик — это прозвище.

Все это устраивало Брика.

Он всегда питал странную нежную любовь к вымышленным именам. За годы он также выяснил, что наличие не несущего в себе угрозы прозвища скорее помогает ему, нежели вредит.

Однако о Константине Брик никогда не слышал никакого другого имени, кроме Константина.

У Константина не было фамилии, насколько известно Брику. У него определённо не было прозвищ.

Он был просто Константином.

Если он когда-либо был известен под другим именем, поиски Брика этого не выявили.

В настоящий момент они стояли плечом к плечу у окна пентхауса в высотном жилом здании в центре Лос-Анджелеса. За этими стеклянными дверьми располагался балкон с замысловатой каменной работой и мраморным покрытием на обеих стенах, а также на перилах самого балкона. Горгульи нависали над фонтанами с лесными нимфами и изогнутыми рыбами, выполненными из ещё более дорогого мрамора. Цветущие лианы свисали с каменных шпалер и укрывали те самые стены, усеянные лицами каменных ангелов.

Вся обстановка была очень европейской, очень красивой, и Брику очень нравилось здесь бывать… хотя, возможно, не сейчас, не в худшие часы испепеляющего солнца.

Место, где они стояли, было кондиционируемым, тихим. Оно также было красивым, конечно же, совершенно стерильным со своими современными европейскими линиями и минималистичной мебелью из тикового дерева.

Окна, через которые они смотрели, были сильно тонированы — настолько сильно, что через стекло солнечный свет напоминал закат, хотя Брик знал, что сейчас около двух часов дня.

Константин повернулся к нему, его вытянутое лицо обладало странным сходством с мраморными статуями по ту сторону стекла.

— Есть и другие способы, какими мы можем это сделать, Брик. У нас есть другие слуги, включая и тех, что в системе…

— Не в этом месте.

Легчайшая тень недовольства коснулась губ Константина.

— Я в курсе. Я говорю тебе, что это можно устроить.

— И все же это не устроили. Вопреки множественным попыткам.

Бескровные губы Константина поджались в тонкую линию, и Брик поднял ладонь в извиняющемся жесте.

— Я говорю вам, сэр, мы пробовали этот подход. Он завершился полным провалом.

Брик вежливо склонил голову и покачал ею. Оба жеста являлись скорее продуманной махинацией, нежели коммуникацией.

— …Они отсеяли всех кандидатов, которых мы им предложили, сэр, за исключением небольшой горстки. Те немногие, что не отсеялись, не пережили процедуры, кроме одного. Этот единственный — теперь обитатель психиатрической больницы Бонавентара возле Атланты, Джорджия.