Посв. бар. А. С. Розен
Все мы, ученики Рихотепа, великого жреца трижды мудрой богини Исет, живущие при ее храме в Мемфисе, знали Уатэ, любимого ученика старого Рихотепа.
Но я любил его более других за его неизменно веселый нрав, за его красоту, подобную красоте древних изображений и более всего за его стремление к познанию вечных законов, управляющих жизнью вселенной.
И вот теперь, когда его имя стало позором для всех живущих и дымный свет костра кровавым отсветом упал на лицо его души, навсегда уничтожив ее надежду возвратиться к радости земной жизни, я хочу рассказать то, что известно мне о его преступлении.
После его смерти толстый Оман, начальник тюрьмы, передал мне два небольших свитка, исписанных его рукой и, прочтя их знаки, я понял, что должен рассказать о том, что он сам считал своим преступлением и о чем не знали или не хотели знать те, что осудили его на позорную смерть, навсегда предав имя Уатэ проклятию и позору.
Вот что писал он накануне своей смерти:
То, что вверху, подобно тому, что внизу.
То, что внизу, подобно тому, что вверху[3].
И вечная борьба происходит между высшим и низшим, так как оба они желают облечься телом, получив его как награду за одержанную победу, ибо состояние человеческое есть честолюбивое стремление низшего и прославляется славою высшего, как достойное его.
Такова мудрость, скрытая в тайне.
Завтра лицо мое побледнеет, как гаснущий месяц и имя мое покроется вечным позором, но лишь тебе, мой Неферт, хочу я рассказать о том, что поистине было моим преступлением.
Ты знаешь, как велика была наша печаль, когда братья далекой страны, что лежит на восток от Элама, призвали к себе учителя и он, покорный власти мудрейших, покинул Мемфис.
Видя мою печаль, Ахарет, заменивший учителя на время его отсутствия, приказал мне отправиться в Фивы с посланием к живущим там братьям.
И действительно, переходя из города в город, останавливаясь то в закопченной деревенской гостинице с засаленными стенами и висящей на крюках сушеной рыбой и луком, то в бедной хижине землепашца, прислушиваясь к разговорам случайных спутников, я видел, что жизнь всюду идет одним и тем же путем, и моя тоска исчезла, подобно ночной тени перед сиянием золотой ладьи бессмертного Ра.
Я опять понял, что жизнь вечно прекрасна и что в ней человек научается находить свою силу и мудрость. И пусть печаль сторожит у каждой запертой двери, все же я видел, что душа человека неизменно собирает малейшие частицы счастья, подобно пчелам, неутомимо наполняющим медом свой улей.
Придя в Фивы, я передал братьям свитки и по желанию Пентоирита остался там еще на некоторое время для отдыха после утомительного пути.
И это погубило меня.
Однажды, когда я шел на берег Великой реки, чтобы там в тишине совершить омовение и принести Аммуну обычную молитву за уходящий лень, я встретил ту, чьи руки были как цветы лотоса и чьи глаза были прекраснее драгоценных камней, что привозят из далекой страны Нут для самого фараона, да будут с ним жизнь, счастье и сила.
Я увидел ее в толпе рабынь, идущей к дому после купанья и, опустив глаза, почувствовал, как кровь горячей волной окрасила мои щеки.
Когда я поднял глаза, она уже скрылась за поворотом и напрасно мой слух ревниво искал ее голос среди столь же молодых и веселых голосов ее спутниц.
Скоро я узнал, что ее зовут Хаит и что она единственная дочь Торсофора, начальника царских телохранителей. Мне нетрудно было добиться расположения старого воина, предсказав ему почести и славу, что ожидали его при дворе великого Хуфу, да будут с ним жизнь, счастье и сила, и скоро я уже мог поведать о своей страсти прекрасной Хаит и просил ее облегчить мою участь.
Увы, в ответ на мои слова прекрасная Хаит назвала другое имя, которое, подобно удару меча, глубоко ранило мое сердце и, подобно стене, отделило меня от прекрасной дочери Торсофора.
Уже давно сияющий челн великого Ра погрузился в темные воды Хапи, а я все еще сидел, склоненный под тяжестью отчаяния. Вот вдали проплыла запоздалая лодка и женский голос запел под звуки арфы:
Ты слышишь голоса птиц
Уже наступило утро.
Гармахис[4] встает с пурпурового ложа
И над рекою туман Разбегается в обе стороны.
Ужели, милая, я должен тебя покинуть
Когда так нежны объятия
Любящих рук?..
но лодка скоро скрылась в тумане.
И в этот голос пришли они, — темные духи, неся с собою ужас падения. Это их темная власть вызвала бледный призрак прекрасной Хаит, на миг возникши среди тумана.
Я видел ее нежной и любящей и я видел, как она протянула ко мне свои руки, шепча:
…так нежны объятия
любящих рук…
Но призрак исчез и только они кружились во мраке, шепча: «Мужайся, мужайся, лишь смелых ожидает награда. Будь же им и прекрасная Хаит станет твоею…»
Бессильный бросился я на свое ложе, но они не уходили. Подобно коршунам, что завидели в пустыне упавшего коня, кружились они в темноте и наконец, обессиленный, я уступил их желанию.
Было уже много времени, когда я поднялся со своего ложа и, сняв одежду, очертил круг. Я вошел в него и, приветствуя четыре великих ветра, стал одно за другим говорить священные слова заклинаний. С каждым движением силы возвращались ко мне и с каждым словом все теснее сдвигался невидимый круг духов, так что иногда мне казалось: я чувствую прикосновения их призрачных тел.
