Малинин тут же взял и опять несколько развил речь Баранкина:
- Есть такие отличники, объяснял нам Михал Михалыч, которые знают все на пять, пока отвечают урок… А спроси его после урока про теорему Пифагора, он о ней знает только, что «пифагоровы штаны на все стороны равны…» Соображаете, об чем речь?..
- Мы-то соображаем, - сказала Фокина, переглянувшись с Кузякиной, - сообразите лучше вы с Малининым, как срочно исправить двойки.
- Мы исправить, вообще-то, можем, - протянул Баранкин, подмигнув Малинину, - но мы боимся, что Михал Михалыч может это заметить…
- Понимаете, - стал разъяснять мысль Баранкина Малинин. - Двойку на тройку очень трудно переправить, вот тройку на восьмерку легко, только, к сожалению, такой отметки не существует.
- Как тебе не стыдно, Малинин, - возмутилась Эра Кузякина, - мы вас не в дневниках просим исправить отметки, а в ответах у доски!
- Ах, у этой у доски можно сдохнуть от тоски, - пропел Малинин довольно красивым и, как говорится, от природы поставленным голосом.
- Вот ведь и петь может, если захочет! Сегодня позанимаетесь весь день с Юрой, завтра утром пересдадите, а днем придете в школьный сад, - ласково сказала Зина Фокина.
- В сад? - удивился Баранкин. - Это еще зачем в сад?.. Гулять, что ли?..
- Зачем гулять? - так же ласково сказала Зина Фокина. - Рыть ямки специальные для будущих посадок. Заранее внесем специальные удобрения.
- Специальные! Какие специалисты развелись! За лето ямы осыпятся да травой зарастут, - сказал Юра.
- Точно, - подтвердил Костя. - И компост в них потеряет свои ценные качества!
- А суперфосфат перестанет быть су пером! - сострил Юра.
- Он еще и слово компост знает! - усмехнулся Алик.
- А как же, - начал разъяснять Юра, - ямы для обеда деревьев, на первое - суп - суп-пер, на второе - фосфат, на третье - сладкий компост из гнилых фруктов!
- И про суперфосфат тоже все знают! - удивился Венька Смирнов.
- И про компост!..
- Про что не надо они все знают, а про что надо - ни бум-бум!..
- Не исправите - смотрите, Михал Михалыч годовую двойку вам выведет!
- Подумаешь, чем испугали, - пожал плечами Юра.
- Зиночка, - предложила Эра Кузякина, - да хватит нам с ними в одиночку церемониться, давайте возьмем их в оборот всем классом!..
- Придется, - согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: - Три-четыре!
И весь класс хором произнес:
Костя - Юра, слово массам,
Мы проводим вас всем классом,
Мимо сада, мимо тира,
До баранкинской квартиры,
И за стол без споров лишних
Сядьте с Яковлевым Мишей
И займитесь с ним учебой,
В результате было б чтобы,
Чтобы две печальных двойки
Вы исправили на тройки,
Ну а, честно вам сказать,
Лучше, если бы на пять!
Нам отпор не нужен ваш!
Встать! И к цели шагом марш!
Вероятно, точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на древнегреческих зрителей, какое впечатление произвел на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.
- Ну, знаете, - после большой паузы сказал первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, - это уже как в «Чапаеве» получается!.. Это уже какая-то психическая атака, - Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами, и, пока отвечал прозой, одновременно сочинял ответ в рифму. И сочинил-таки… - А вашему хору мы вам с Малининым лично ставим «неуд».
- Три-четыре! - опять скомандовала Фокина.
- Это почему «неуд»? - дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.
Баранкин что-то прошептал на ухо Малинину, и они в один голос громко произнесли:
Сразу видно, что не Пушкин
Написал эти частушки!..
Двухголосый ответ, да еще в рифму, да еще в довольно складную, вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и дала знак ребятам: «Три-четыре!»
А за такой экспромт вам Пушкин
Дал бы с Костей по макушке!..
- дружно ответил весь класс.
И тут Баранкин понял, что сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последняя слабая попытка сопротивления, которую он старался оказать одноклассникам, выглядела весьма жалкой и не имела никакого эффекта. Юра Баранкин сказал, обращаясь лично к Веньке Смирнову:
- Смирнов, ты что орешь вместе со всеми? У тебя у самого двоек навалом!
- Навалом, - согласился Смирнов, хихикая, - но ни одной из них ни самой первой, ни самой последней!..
В этом была своя логика, и после этого Баранкин и Малинин как бы внутренне сказали: «Сдаемся!..» и как бы, тоже внутренне, подняли вверх руки…
Юра Баранкин и Костя Малинин шли в окружении школьного конвоя домой. Погода была прекрасная. В такую погоду лифтерша в Юрином доме всегда, смеясь, говорила: «Погода шепчет - бери расчет…» На вовсю зазеленевших деревьях и на газонах не просто бездельничали, а вели себя словно на большой перемене воробьи, и не какие-нибудь там двадцать минут, как все школьники, а уже с самого утра. И будут бездельничать до вечера. И всю жизнь с утра до вечера. Над клумбами как хотят и куда хотят порхали бабочки. Было сразу видно, что все они, как одна, бессознательные и неорганизованные. Какая-то смутная мысль, похожая на желание, в который раз шевельнулась в душе Юры Баранкина, мысль, похожая на строчки из какого-то стихотворения, которое он то ли где-то прочитал, то ли сам придумал: «Я уверен, без забот воробей живет!» Баранкин в который раз присмотрелся к воробьям и подумал, что нельзя себе было и представить, чтобы кто-то из воробьев кого-то куда-то поволок бы силой против его воли. Занятий у них нет, зна- чит, и репетиторов таких противных, как этот от- личник Мишка Яковлев, у них тоже нет, и вооб- ще, никто не делит воробьев и бабочек на отлич- ников, хорошистов и двоечников. И не призывает: «Будь воробьем или бабочкой!» Все они просто воробьи и бабочки. Самые обыкновенные! И все!.. А тут… Вон что творится!.. Сплошное насилие над личностью!..
Окруженные тесным кольцом одноклассников, Баранкин и Малинин неминуемо приближались к Юриному дому. Малинин осмотрелся вокруг, и ему пришло на ум:
- Правильно в русской народной песне поется, - а затем запел довольно приятным голосом: - «Любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…»
- Малинин, а почему бы тебе не участвовать в школьном хоре? - спросила его Кузякина. - С таким приятным голосом, как у тебя, - тебе там самое место.
- Потому что есть такая школьная шутка, - начал объяснять Малинин Кузякиной, - примерно такой ученик, как Венька Смирнов, - Венька тут же навострил уши, - приходит домой и показывает дневник, в котором одни двойки и только по пению пять… Отец, просмотрев дневник, говорит: «С такими отметками и ты еще поешь?.. А ну, снимай штаны!..»
- А почему это такой ученик, как я, а не такой, как ты? - взъерепенился Смирнов.
На этот вопрос Малинин ответить не успел, потому что школьное оцепление довело их до баранкинской квартиры.
- Баранкин, будь человеком! - произнес школьный хор на прощание.
- А что я, пяти-кантроп, что ли? - спросил на прощание Баранкин.
- В лучшем случае, - сострила Фокина, - ты шестикантроп, и то с большой натяжкой…
Все засмеялись, а Баранкин в который раз пожалел, что Оля Тихонова перестала быть старостой класса. Уж у нее-то на такое просто не хватило бы здоровья…
- Счастливо оставаться! - пожелал весь класс, воздев приветственно вверх руки.
- Общий! - протянули в один голос Баранкин и Малинин.
Но после школьного хора два голоса Юры и Кости опять прозвучали весьма неубедительно. Юра, Костя и Миша Яковлев подошли уже к входной двери подъезда, когда из-за кустов сирени, разукрашенных весенними зелеными листиками, выскочил Венька Смирнов и протявкал:
- Счастливо оставаться!..
Юра Баранкин достал из почтового ящика «Вечерку» и заглянул в нее.
- Ребята! - воскликнул он. - Сегодня же День бегуна!..
- Ну и что? - спросил Малинин.
- Символично! - Баранкин протянул газету Малинину и приказал: - Между делом изучи маршрут!..
После этого все трое стали подниматься по лестнице.
Миша Яковлев никогда не был в гостях у Юры Баранкина, хотя между одноклассниками о его комнате ходили легенды и сочинялись сказки.
Все сходились в одном: что у Баранкина все не так, как у людей, а «что все не так у людей» сводилось к следующему образному заключению, что пол у него похож на потолок, а потолок похож на пол. Миша Яковлев с нетерпением ждал, когда откроется дверь в этот, как сказали бы взрослые, парадокс.
Наконец, кончив возиться в прихожей, Баранкин распахнул дверь, и Миша Яковлев, с опаской вытянув шею, которая и без того у него была длиннее, чем у других мальчишек, сначала повертел ею в разные стороны, затем перешагнул через порог почти так же, как входит неопытный купальщик в холодную воду. То, что он увидел, его несколько, интеллигентно говоря, ошеломило, а если выразиться попроще - то ошарашило…
