По училищной традиции место каждого выпускника в списке определяли суммированные показатели его успеваемости. Десять первых получали право выбирать флот или флотилию, где начнут службу. Моя фамилия стояла в списке восьмой, и я выбрал Дальневосточную военную флотилию. Так называлась в то время Амурская.
Почему мне захотелось служить именно на ней? Манил уже сам Дальний Восток — неведомый край, лежащий за тысячи километров. А флотилия прославилась в недавних боях — в дни конфликта на КВЖД она сражалась плечо к плечу с Особой Дальневосточной армией (уже в пути на Дальний Восток меня застало известие, что флотилия, как и эта армия, стала Краснознаменной).
Повлияла на мой выбор и любовь к корабельной артиллерии, окрепшая после участия в практических стрельбах на «Авроре» и на линкоре. Начальник нашего курса В. П. Александров, служивший раньше на Амуре, показывал фотографии кораблей, на которых там плавал, и амурские мониторы произвели на меня неизгладимое впечатление. Казалось, они состояли из одних пушек — орудийные башни грозно возвышались над бортом, заслоняя все остальное. В речные броненосцы, существовавшие где-то за тридевять земель, я влюбился, как говорится, с первого взгляда.
И не думал о том, что, попросившись на Амур, свяжу с реками почти всю свою дальнейшую службу. Речные флотилии были составной частью Военно-Морского Флота. Командиры, назначавшиеся на них, получали одинаковую подготовку с теми, кто шел служить на моря, и перевод с реки на море или с моря на реку был делом обычным. Все служившие на речных флотилиях считались военными моряками. Моряки-днепровцы, моряки-амурцы — так говорили на флоте с давних пор.
Из фрунзевцев выпуска 1930 года на Амур ехало еще трое: Леонид Троянский, Николай Федосов и Константин Оляндэр. Дальневосточникам полагались увеличенные подъемные — по нескольку сот рублей, и мы позволили себе, доплатив к своим литерам на «жесткий пассажирский», пересесть в Москве на транссибирский экспресс.
Но и на нем надо было ехать девять суток. А как далеко заехали, особенно почувствовалось, когда в Хабаровске, у вокзала, услышали обращенный к нам вопрос: «Ну как там, в России?..» Это спросил бородатый кучер, предложивший «одним духом домчать» в базу флотилии на сибирской тройке. Других средств сообщения, как выяснилось, не было: или на тройке с бубенцами, или пешком. Тройки держал еще частный подрядчик.
Военный городок флотилии располагался на высоком берегу Амура. Рядом, в Осиповском затоне, стояли корабли.
Нас провели к начальнику штаба П. А. Трайнину. Он встретил приветливо, знакомился с нами и знакомил с флотилией обстоятельно. И сразу дал понять: нам тут рады, нас очень ждали, но и потребуют, вероятно, больше, чем потребовали бы в другом месте.
Амурцы несли службу на неспокойной границе, где вся обстановка заставляла быть в повышенной боевой готовности. А выпускники единственного в стране военно-морского командного училища прибывали на флотилию не каждый год. Вскоре мы убедились, что командиры с нормальным, как тогда говорили, образованием, а тем более — с полученным в советское время, были тут наперечет.
В тот же день нас распределили по кораблям: Федосова — на монитор «Ленин», Оляндэра и меня — на канонерские лодки. Троянского командующий флотилией Я. И. Озолин оставил в своем распоряжении.
Военная флотилия на Амуре появилась после русско-японской войны. Потеря Россией ее тихоокеанских эскадр означала, что устье Амура осталось незащищенным. Не имела надежной защиты и проходящая по Амуру и Уссури граница. Создание флотилии с сильными артиллерийскими кораблями должно было уменьшить опасность как со стороны моря, так и со стороны суши.
