— Юля, а ведь ты влюбилась, — робко вставила Катя в ее речь свое замечание.
— На себя посмотри, — огрызнулась подруга. — Ты в зеркало-то себя видела? В общем, так. Надо собраться, попить кофейку и обсудить. Аньку позовем. Ты согласна?
— Я согласна, — Катерина вздохнула.
Она уже поняла, что отвертелась от Юльки только на время. Сейчас та позвонит Анечке, они обсудят все, и место встречи изменить будет никак нельзя. А еще есть Ларка, та самая «почти родня» провинциального журналиста, и Дашута — подруги, так сказать, по месту жительства, соседки, с которыми у Катерины сложились очень приятельские отношения. Они ведь тоже не слепые. Пришли проведать болящую, и от них не укрылось ничего: новая курточка на крючке в прихожей, море вкусностей в холодильнике. Даже початую бутылку водки на белый свет выволокли. Ну и вопросами засыпали: кто, что, откуда. Пришлось очень коротко рассказать. С тех пор они донимали Катерину ежевечерне.
А что она сказать могла? Как незнакомого мужика в полночь домой пустила? И как он переночевал у нее на диванчике? А потом была еще коротенькая эсэмэска и два звонка. А кто он, что — она и сама толком не знала.
Но одно поняла: Леха Васильев — ее мужчина. Она скучала. И не могла скрыть радость, когда он звонил. А теперь вот и главная проверка показала, что не ошиблась. У него были прохладные губы. И он целовал Катьку со вкусом туда, куда попадал: в ухо, в глаз, в щеку. И особенно нежно — в губы. Долгим и вкусным поцелуем, от которого у нее сердце упало куда-то ниже желудка и запрыгало там, как мячик. Он выпустил ее на мгновение из рук, отодвинул от себя, осмотрел со всех сторон и сказал:
— Безумно соскучился! Ты поправилась?
— Вполне. — Катька пыталась унять мячик внутри себя, но он прыгал и прыгал. И когда Васильев скинул свою красную куртку и притянул ее к себе, она нахально встала на цыпочки.
Он засмеялся:
— Маленький! Какой же ты у меня маленький!
Это его «у меня» и «маленький» — почему-то мужского рода — Катерина отметила, и успокоившийся было внутренний мячик запрыгал в ней с новой силой. Васильев обнял ее за плечи, и они так и стояли в тесной прихожей, дыша друг другом. Он аккуратно, стараясь не потревожить ее, освободился от ботинок, с которых уже натекли две грязные лужицы. Потом легко оторвал Катерину от пола, подхватил ее под коленки и понес в комнату.
Они не вылезали из постели два дня. Она все порывалась расспрашивать его о семье, о работе, но разговоры утопали в поцелуях, и они снова падали в бездну, из которой выбирались с трудом. Да и то только для того, чтобы напиться воды и снова ухнуть в эту бездну. Он умирал от счастья, рассматривая в перерыве между приступами любви ее маленькое розовое ушко. И умилялся, потому что впервые видел, как могут быть красивы обычные женские уши. Или необычные?
Катькино левое было похоже на улиточку, запутавшуюся в золотистых нитях волос. От света лампы, в пучок которого оно попадало, «улитка» была прозрачной. И мохнатой — покрытой нежным детским пушком. Правое, примятое подушкой, смешно прилипало к голове.
Тоненькими пальчиками Катерина трогала его лицо. Васильев вспомнил. «Как там у любимого барда Олега Митяева? “Розовые мягкие ладошки с розовыми лучиками пальцев”… да, именно так — лучики пальцев!» Лучики скользили по его лицу, вычерчивая рисунок бровей и губ, ладошки закрывали ему глаза. Она чуть слышно говорила ему: «Поморгай!» Он моргал, и она смеялась. «Ты что?» — спрашивал он. «Ничего! Просто, когда ты моргаешь, кажется, как будто бабочка в кулачке!», — отвечала она.
Они съели все припасы из холодильника, и голод выгнал их на улицу.
— А давай поедем куда-нибудь погулять? — спросил Васильев.
— Давай! А куда? — больше для порядка поинтересовалась Катерина. Ей было все равно куда, лишь бы с ним.
— Я придумал! Запрыгивай, — распахнул он перед ней дверцу машины.
Они поужинали в каком-то маленьком ресторанчике на Петроградке, а потом поехали в… зоопарк. «Звериное» заведение было уже закрыто. Для простых посетителей. На входе перед вертушкой сидел охранник. Васильев что-то спросил у него, охранник кивнул и пропустил их внутрь.
— Ты когда-нибудь была в зоопарке в это время? — спросил Васильев.
— Нет, я даже не знала, что сюда пускают посетителей в такое время, — Катерина испуганно озиралась по сторонам.
— Посетителей не пускают и павильоны все закрыты, а вот в лекторий можно попасть, там проходят концерты разных бардов. Сегодня тоже кто-то поет. — Васильев разглядывал на плане-схеме нужное им направление.
— Мы пойдем на концерт? — спросила Катя.
— Если хочешь, можем пойти. — Васильев поймал в темноте Катину руку, крепко сжал ее в своей. — Я предлагаю просто погулять.
Они бродили по полузанесенным снегом дорожкам зоопарка, останавливались у темных клеток, всматривались и вслушивались, пытаясь угадать, обитаемо ли жилище.
Зоопарк в это время суток жил своей жизнью. Кто-то из его обитателей крепко спал, кто-то поздно ужинал. В темноте ухало и вздыхало, тяжело шевелилось, хрюкало, похлопывало крыльями. Где-то в глубине вскрикнула испуганно птица. Ей ответила другая. Прямо над ухом у Катерины хрипло каркнула ворона, задремавшая на ветке. Катерина дернулась резко, развернулась и попала в кольцо рук Лехи Васильева.
Они с упоением целовались под фонарем, свет от которого огромным желтым блином растекся на дорожке парка. В призрачном сумраке питерского полуночья плясали едва различимые дождинки, расчерчивая пространство в косую линейку. Осень не хотела сдаваться, хотя календарного времени ей было отпущено всего ничего — впереди был последний день ноября.
