Когда лекция закончилась, меня уже разрывало на части от любопытства. Сил терпеть не осталось, поэтому вместо того, чтобы идти в свою комнату, я добежала до ближайшего кафе, взяла за стойкой чашку чая и забилась в самый угол. К счастью, в зале в это время сидели только трое молодых людей, кажется, даже с моего курса. Они то ли прогуливали предыдущую лекцию, то ли у них ее вовсе не было, на меня никто из них внимания не обратил.
Достав сверток из сумки, я нетерпеливо сорвала плотную бумагу. Это была никакая не шкатулка. В моих руках оказалась жестяная плоская коробка, в какой продаются конфеты или печенье. С замиранием сердца я осторожно открыла ее, толком не понимая, почему так волнуюсь. Наверное, просто потому, что это был кусочек маминой жизни, которую я не знала. Которую она прятала.
Внутри коробки лежали карточки, какие люди обычно посылают друг другу на праздники, стопка сложенных листов, перехваченных лентой, еще какие-то бумажки, маленький засушенный букетик мелких цветов, простенькое ожерелье из крошечных стеклянных бусин похожих на застывшие капельки росы, бережно спрятанное в мешочек из мягкой ткани, обгоревший небольшой портрет и даже выцветшая обертка от шоколадки.
Я вытащила из-под ленты один сложенный вдвое листок и развернула его. Немного корявым почерком на листе было выведено:
«Моя дорогая Д! Я так соскучился! Хоть мы и видимся каждый день, меня мучает, что я не могу к тебе прикоснуться. Пожалуйста, приходи сегодня ночью к пруду. Мне так не хватает твоих губ! Твой А.»
Мою маму звали Дария, значит, эта «любовная записка», которая заставила меня поморщиться, адресовалась ей. А этот «А» был, по всей видимости…
Громкий смех и гул сразу нескольких голосов, ворвавшиеся в кафе, заставили меня вздрогнуть, быстро сложить листок и поднять взгляд на вошедшую группу девушек. Среди них была хорошо знакомая мне смуглая шатенка с моего курса. Я уже знала, что ее зовут Сара Моргенштерн и она местная звезда. К счастью, девушки набрали себе пирожных, взяли чай и уселись за большим столиком, ни разу не взглянув на меня.
Я облегченно выдохнула и вернулась к изучению содержимого коробки. Мое внимание привлек еще один листок с оторванным краем. Даже не краем… Скорее, сам листок был «оторванным краем», потому что до целого ему не хватало примерно две трети. А на сохранившейся трети шло перечисление ингредиентов какого-то снадобья. Я не смогла определить, какого именно, да и список был неполным. Я решила, что надо будет заняться изучением ингредиентов и комбинаций по справочникам, чтобы определить, что это такое могло быть. Ведь зачем-то мама хранила этот обрывок?
Пока я отложила его и уже собиралась рассмотреть частично обгоревший портрет, когда почувствовала рядом с собой движение. Я хотела захлопнуть коробку, но было слишком поздно: один из парней выдернул ее прямо из-под моего носа. Так резко, что часть содержимого разлетелась по полу.
– Так-так-так, что у нас тут, Роук? – спросил он, призывая к себе с пола связку записок.
Я тоже торопливо пробудила магический поток и, ощутив его приятное тепло, направила в призывающее заклятие. То, что еще никто не успел поднять, сразу оказалось в моих руках, но письма и саму коробку держал другой маг, и забрать их призывом у меня не было шансов.
Парень швырнул коробку своему другу, чтобы освободить руку. Тот презрительно покрутил ее и издевательски поинтересовался:
– Это у бедных вместо шкатулок такие?
Я стиснула зубы, краем глаза замечая, что Моргенштерн взирает на все это со снисходительной ухмылкой. Кажется, ей нравилось наблюдать за моей беспомощностью. Возможно, именно ради этого взгляда парни ко мне и пристали, потому что еще пару минут назад я для них вообще не существовала.
– Отдай сюда, – как можно спокойнее потребовала я, протягивая руку за письмами. Я старалась не выказывать страха и огорчения, понимая, что именно ради этого все затевалось.
– Нет, подожди, нам интересно, что там, – усмехнулся первый парень, разворачивая одно из писем, а потом принялся читать его вслух: – Дорогая Д! Это была чудесная ночь… О, как интересно… Я думаю о тебе весь день и мечтаю снова прикоснуться к твоим губам. Твой А. – Он поднял на меня насмешливый взгляд и поинтересовался: – Почему «Д»? Это у вас какая-то игра? Прозвище? Кому ты так хорошо сделала ночью, что он думал о тебе весь день? А мне так сделаешь?
