Умница-дуб укрыл до самой дыры в чужом заборе, которую машинально приметил еще весной — некоторые привычки долго не изживаются. И, когда выбрался из-под ветвей, прячась от света пожара и отблесков подоспевших машин аварийных служб, когда последний раз оглянулся на место, где осталось похоронено мое детство, горько усмехнулся:
— Это будет мой лучший побег!
Ответственно заявляю: магия — бездушная и тупая сука! И чем ее больше, тем она тупее!
Мой дар опять подрос скачком, хотя нового числа я не знал: для уточнения по самому распространенному методу требовалось сотворить одну очень простую иллюзию и выяснить ее высоту. Причем для грубого замера хватило бы и обычного портняжного метра, но у меня не было даже его. Да и не стоял сейчас вопрос остро: ну, будет у меня сорок пять — сорок семь единиц, а не двадцать три как раньше, и что? Пока что подросший резерв причинял исключительно сложности: увеличившийся дар еще больше давил на исполнение слова.
И тут мы снова возвращаемся к тому, с чего начали: магия — сука!
Бессердечной силе было похер, что дома у меня теперь нет, похер, что нет отца, и некому теперь дать разрешение не ночевать дома, — она очень настойчиво и жестко требовала выполнения когда-то взятых обязательств!
Собственно, это и являлось причиной того, что по прошествии трех суток я все еще находился в границах округа, а не увеличивал расстояние между собой и родным городком. Особенно проблемно стало на третий день: стоило только отвлечься, как накрывало сумеречным состоянием, в котором я непроизвольно разворачивал байк в обратном направлении и на всех парах начинал гнать в сторону разрушенного дома. И как раз в этих метаниях туда-сюда виноват подросший резерв — раньше меня так домой не тянуло. Я, конечно, и экспериментов таких над собой не ставил до сего дня, но почему-то думаю, что с пятнашкой, что я имел всего два месяца назад, было бы легче.
А ведь так хорошо все начиналось!
Машку удачно заловил на традиционной поездке за молоком. К стрельбе и взрывам народ в их застройке был привычным — неподалеку за холмами располагался полигон, так что переполох, случившийся всего в паре километров, не нарушил сонного спокойствия местных жителей.
— Привет, — выступил я из темноты.
— Здравствуйте, Петр Петрович! — недавнее требование обращаться по имени-отчеству окончательно разонравилось.
— Достаточно просто Петра, если без всяких Петь и Петруш. И на ты.
— Я уже поняла, мне несложно. Ты за одеждой?
«Нет, епта, на тебя полюбоваться хотел!»
— За ней. Готово?
— Уже две недели, я просто не знала, как дать знать, вдруг это секрет?
— Спасибо, это действительно был секрет. Сюрприз.
— Был?
«Ёпта, ну, надо же, умная какая! Вон как быстро вычленила главное слово!»
— Теперь уже неважно. Потом подробности узнаешь. Так я могу забрать?
— Сейчас-сейчас! — засуетилась девчонка и скрылась в доме. — Петр! — вернулась она с объемным свертком, — А можно я брату такое же вышью? Пусть не всё, но хотя бы часть? Пожалуйста…
Хотел было наотрез отказать, а потом подумал: а толку? Это не отцовские схемы, где каждая комбинация рун — откровение, такой узор почти любой хоть немного разбирающийся в предмете составить может, если покопается в соответствующей литературе. Я сам честно слизал несколько связок из отцовского же учебника. Немного творчески доработал, правда, но в пределах доступных большинству знаний.
— Дай хоть проверить!
Машка, затаив дыханье, наблюдала, как я провожу рукой по жестким от переплетения проволоки участкам одежды. Активированные руны подмигнули мягким светом, показывая, что рукодельница не отошла от схемы ни на миллиметр — а большей точности не требовалось.
— Надо же! Сработано как надо! — умоляющий взор снова уперся мне в лицо. — Валяй, вышивай, я разрешаю. — В честь успешного исполнения заказа решил даже поделиться небольшим секретом. — Только имей в виду: обязательно металлической проволокой — нитками ерунда получится, требуется именно проводящий материал. В идеале — золото, но серебром дешевле, а если черненым, то еще и практичнее. Медь тоже сойдет, но она, как и золото, слишком заметна будет, теряется весь смысл.
— Спасибо.
— Тебе спасибо. Прощай.
— Ты куда-то уезжаешь? — растерянно спросила Маша, — Ах, да, ты же поступаешь в этом году…
— Примерно. Еще раз спасибо. Прощай!
Грустно! Прожил здесь всю жизнь, а хоть как-то попрощаться могу только с едва знакомой девчонкой.
Из пяти оставленных закладок в живых осталось три — две кто-то нашел и разорил. В одну из уцелевших попала влага — барахло сгнило, как и деньги. Покрытые черной плесенью купюры даже доставать из пакета не стал — не смог представить себе продавца, согласного взять у меня расползающиеся банкноты, так что небрежно замотал тючок и сунул обратно, чтобы мусор не мозолил глаза случайным прохожим.
В общем итоге у меня набралось почти триста рублей — смешная сумма для бездомного беглеца. Ладно еще одежду покупать не надо — часть вещей из тайников до сих пор подходила, хоть и в обтяжку, да и про свой заказ Машке удачно вспомнил. С документами был полный швах — все сгорело вместе с домом.