- Товарищ Сталин, я ознакомился с копией докладной записки товарища Светловой. Проведенный анализ совершенно очевиден, ничего нового я там не увидел. Именно так мы собирались, и будем действовать. С первых же мгновений войны летчики-истребители, комсомольцы и коммунисты, выполняя свой священный долг, бросятся на врага и уничтожат его. Что касается этого провокационного приказа, то такой приказ я никогда не подпишу. Он унижает всех летчиков-истребителей, выставляет их трусами, которые только под страхом расстрела могут биться с врагом. Нет таких летчиков в руководимых мной ВВС. Ребята без всякого приказа вцепятся в горло врага и будут его грызть до самой смерти. Вы не обижайтесь, товарищ Светлова, мы с вами знакомы давно, но я заметил, вы всегда пытаетесь добиться поставленной цели, запугивая, угрожая исполнителю смертью, а ваши пилоты-смертники чего только стоят. Ладно, я понимаю, там это нужно было для дела, но теперь вы всех моих ребят, всех летчиков-истребителей хотите в смертники записать. Вы ничего не понимаете в воздушных боях, но лезете приказы отдавать. Вы знаете, какой боекомплект, какой запас топлива у машин? Три-четыре атаки и пилот пустой. Так что ему на таран идти по вашему приказу? Товарищ Сталин! Я такой приказ не подпишу!

- Борис Михайлович, что вы можете сказать по рассматриваемому вопросу?

- Приведенный в докладной записке анализ и принципиальный план использования неготовности противника к массированному применению РЛС и значительного нашего превосходства в истребителях полностью поддерживаю. Что касается приказа, на котором настаивает автор... мне кажется, тут командующему ВВС виднее, как добиться нужного результата... в конце концов, ему отвечать за него... если товарищ Смушкевич уверен, что его орлы уничтожат врага, значит, такой приказ не нужен и может быть вреден для правильного, боевого настроя ребят. Тут все решает командир, он же несет ответственность.

- Товарищ Светлова вы хотите что-то добавить?

- Хотелось бы...

- Слушаем вас.

- Борис Михайлович... "и ты Брут..."... я задам риторический вопрос, ответ мне хорошо известен. Вам приходилось отдавать приказ, - "ни шагу назад"? Вас интересовало состояние командиров, славных парней пехотинцев, которых вы обижали недоверием этим провокационным приказом, выставляя их трусами. Что ж вы все тогда на откуп командира не оставляли? Кого утешит, что товарищ Смушкевич ошибся и его расстреляют? Ведь тысячи не сбитых немецких бомбардировщиков будут утюжить наши позиции, наши города. Я лично несогласна оставлять все ему на откуп, потому что кроме громких слов не услышала ни одной цифры. А теперь послушайте цифры. Чтоб остановить немецкое наступление и вынудить врага на переговоры нужно сбить в первый день не меньше полутора тысяч немецких самолетов. Хотя бы половину из тех, кто поднимется в воздух. Если оставить все как есть, понадеяться на разбалованных орлов комкора, мы получим результат больше пятисот, но меньше семисот самолетов. Это будет болезненно, но немцев не остановит. Дальше мы будем разменивать 1:5, за каждый сбитый немецкий пятью своими. Что касается моих знаний... три года назад я слышала от вас то же самое. Вы тогда, товарищ Смушкевич, с пеной у рта доказывали, что авиапушка истребителю не нужна, а лучшее оружие, это пулемет. Слава Богу, руководство тогда приняло правильное решение.

- Если мы правильно вас поняли, товарищ Светлова... вы считаете товарищ Смушкевич не справляется с возложенными на него обязанностями?

- Я считаю, товарищ Сталин, что в армии, и командиру, и бойцу нужен четкий приказ, где доступным языком изложены задачи, которые они ОБЯЗАНЫ выполнить, иначе их ждет трибунал. Если считать, что гарные хлопцы сами все знают, а приказ обидит их тонкие ранимые души, то это уже не армия.

- За словом вы в карман никогда не лезли, но обычно отвечали прямо на поставленный вопрос. Повторить его еще раз?

- Ненужно. Летчикам должен быть отдан четкий однозначный приказ на полное уничтожение противника. Если командующий ВВС отказывается это делать, значит, он должен быть уволен, а его место занять другой, более решительный и твердый командир.

- Ваша точка зрения нам стала понятна. Если все высказались, предлагаю на этом закончить. Товарищ Светлова, вы можете быть свободны. Товарищ Смушкевич, обождите в приемной. А с вами, Борис Михайлович, я еще хотел кое-что обсудить.

После этого обсуждения Смушкевич остался на своей должности, а Ольгу отправили к товарищу Кузнецову.

"Все тебя считают, Оля, бессердечной стервой алчущей крови, и всем ты надоела... "

Открылась дверь кабинета, и ее непосредственный начальник вышел в приемную.

- Товарищ Светлова, зайдите к товарищу адмиралу.

Она встала и зашла в кабинет:

- Товарищ адмирал, старший лейтенант внешней разведки Светлова, явилась для выполнения своих служебных обязанностей.

Адмирал поднял на нее тяжелый взгляд, потом улыбнулся каким-то своим мыслям:

- А не выпить ли нам чайку, товарищ старший лейтенант?

- Сейчас заварю и принесу. Разрешите выполнять?

- Вас не интересует, какой чай я люблю?

- Крепкий и сладкий, а детали узнаю у вашего секретаря.

- На все у вас готов ответ... вас можно сбить с толку, товарищ Светлова?

- Это так просто... товарищ адмирал..., - низким голосом с хрипотцой протягивая слова, и казалось, переходя на инфразвук, ответила Ольга и весело улыбнулась.

- Тогда начнем с чаю. Выполняйте, товарищ старший лейтенант.

- Есть!

Когда Ольга выходила в приемную, адмирал подумал, провожая ее взглядом, - "Красивая ведь девка, язык бы укоротить... и выпороть пару раз, чтоб такой наглой не была...". У адмирала снова закололо в правом боку, - "хотя... не поможет... горбатого могила исправит...".

Во время чаепития Ольга неожиданно сказала:

- Вы извините меня за то, что произошло. С моей стороны было не совсем честно таким образом играть на ваших достоинствах и недостатках. Слишком очевидным было развитие событий. Мне даже немного стыдно стало, чего со мной давно не было. Да и смысл отсутствовал во всем этом. Видно неудачи последних дней разозлили, захотелось на вас зло сорвать.