А потом другие люди тоже будут кормить голубей, но только уже в другие часы. Поколения людей приходят и уходят, а голуби будут попрежнему жить, и процветать, и загрязнять красное здание своими экскрементами.
В этом здании разместилось правительство Дании. Здесь — ее жизненный нерв. Отсюда действуют силы, направляющие жизнь всей страны. Здесь живет само государство.
На фасаде дома, обращенного в сторону Христиан- боргского дворца, висит табличка с надписью: «Ночной звонок в генеральный штаб». В случае если мир будет нарушен в неприсутственные часы, достаточно нажать на кнопку этого звонка, чтобы поставить армию под ружье.
Эта табличка — единственная во всем здании. Здесь множество подъездов и дверей и нет ни одной надписи или дощечки, поясняющей, куда ведут эти двери. Нет здесь ни указателей помещений, ни стрелок или металлических рук, указывающих нужное направление, нет ничего, что позволило бы разобраться в этом лабиринте коридоров, дворов, лестниц и переходов.
Здесь, повидимому, нет ни привратников, ни часовых, ни сторожей. Каждый может без труда проникнуть в правительственное здание, и важнейшие государственные тайны находятся под защитой одного лишь английского замка.
Внутри здания царит мертвая тишина. Из–за многочисленных дверей не доносится ни звука, не слышно ни стрекота пишущих машин, ни скрипа стульев, ни людских голосов.
По зданию одиноко бродит какой–то человек. Он идет по длинным коридорам, медленно поднимается по многочисленным лестницам, вглядывается в закрытые двери. Иногда он вдруг застывает на месте и напряженно вслушивается.
Человек этот одет в спортивную куртку, на брюках у него — велосипедные зажимы. Это — сыщик, который никак не может разыскать нужный ему отдел. Его послали сюда произвести дознание по делу о самоубийстве господина Амстеда. И вот сейчас он тратит время на бессмысленные поиски. В какое дурацкое положение он попал! Ну и посмеялись бы над ним в полицейском управлении, если бы увидели его сейчас!
Вдруг он слышит, как приоткрывается дверь. По коридору медленно движется человек. Он идет прямо навстречу сыщику. Первое живое существо, которое встретилось ему в этом здании.
— Простите, пожалуйста! Где находится четырнадцатый отдел военного министерства?
Человек застывает на месте. На нем альпаговый пиджак. Очевидно, он работает в этом здании. На мгновенье его изумительно пустые глаза останавливаются на сыщике, и вот он уже снова медленно идет по коридору.
— Я спрашиваю, где четырнадцатый отдел военного министерства?
Никакого ответа. Человек продолжает двигаться, не оглядываясь. Сыщик провожает его долгим взглядом.
Потом он возобновляет поиски. Стучится во все двери, но никто не откликается. Сыщик с надеждой всматривается в длинный коридор, но он пуст.
Вот открывается другая дверь, и из комнаты выходит другой чиновник.
— Не скажете ли вы мне, где находится четырнадцатый отдел военного министерства?
Тот не слышит сыщика. Он даже не смотрит на него. С какой–то бумагой в руке он пересекает коридор.
— Алло! Эй, послушайте! Где четырнадцатый отдел военного министерства?
Чиновник исчезает за дверью по другую сторону коридора и плотно прикрывает ее.
Просто кошмар какой–то. Можно подумать, что перед нами Одиссей, спустившийся в царство теней.
Сыщик как угорелый мечется по заколдованному зданию. Он уже совсем упал духом.
Но вот снова кто–то появляется в конце коридора. На этот раз — женщина. В руках у нее ведро и швабра. Это, конечно, уборщица. Сыщик громко окликает ее:
— Вы не знаете, где находится военное министерство? Мне нужен четырнадцатый отдел.
На этот раз ему ответили.
— Военное министерство? Это наверху, на самом верху. Вам придется пройти по коридору налево, третья дверь справа.
— Спасибо! Большое спасибо! Как это любезно с вашей стороны!
Благодарно взглянув на уборщицу, сыщик устремляется вперед.
На его стук никто не откликается. Тогда он толкает дверь и попадает в очень длинное помещение, разделенное перегородками на кабины, похожие на стоила.
В первом стойле за письменным столом сидит некто, устремивший неподвижный взор прямо перед собой. Должно быть, это дежурный. На черном шнурке у него висит старомодное пенсне в золотой оправе. Он носит высокий стоячий воротничок, а на руках у него незакрепленные крахмальные манжеты, низко свисающие из–под рукавов.
— Здравствуйте! Это четырнадцатый отдел военного министерства?
Молчание.
— Я из полиции. Мне приказано произвести дознание по делу о самоубийстве одного из ваших служащих!
Молчание.
— Алло! Вы слышите? Я из полиции.
Ни слова в ответ.
И вдруг сыщик замечает, что его собеседник спит. Да, спит с открытыми глазами, сидя за письменным столом. Нужны долгие годы практики, чтобы овладеть этим искусством.
Сыщик подходит к следующему стойлу. Сидящий здесь чиновник положил руки на стол и опустил на них голову, так что лица его вовсе не видно. Он тоже спит, но только в более естественной позе.
В третьем стойле чиновник откинулся на спинку стула, а ноги водрузил на стол. Но он не спит и даже читает книгу. Острый глаз сыщика сразу же установил, что это «Остров сокровищ» Стивенсона.
— Это четырнадцатый отдел военного министерства?
— Да. Что вам угодно?
Чиновник положил книгу и недовольно посмотрел на сыщика. Это был сын секретаря Государственного совета.
— Я из полиции. Мне нужны кое–какие сведения о служащем Амстеде.
— В таком случае вам лучше всего побеседовать с начальником отделения. Я не уполномочен разговаривать по поводу этой истории. Пройдите вон в ту дверь…
И сын секретаря Государственного совета снова вернулся к чтению увлекательного романа Стивенсона.
Начальник отделения сидел в своем кабинете и разрабатывал циркуляр о правилах внутреннего распорядка в отделении. Такие циркуляры он составлял время от времени, передавая их затем через дверь в общую комнату. Затем циркуляр обходил всех чиновников, причем каждый собственноручно расписывался на бумаге в знак того, что он прочел инструкцию и принял к сведению содержащиеся в ней указания.
По окончании этой процедуры циркуляр снова возвращался к начальнику через ту же дверь. Затем на нем проставляли дату, ставили штемпель, литер, входящий, исходящий и регистрационные номера, после чего подлинник документа вместе с копией сдавался в архив. Здесь его бережно хранили, дабы грядущие поколения и через несколько столетий могли бы в любой момент ознакомиться с правилами внутреннего распорядка в отделении 14‑го отдела военного министерства, которые время от времени составлял начальник отделения для своих подчиненных.
Разработка циркуляра заняла у начальника большую часть первой половины дня. Предварительно он написал несколько проектов и черновиков, а в настоящий момент, занимался перепиской начисто уже готового документа.
«…На прошлой неделе в верхнем этаже здания на стороне, выходящей окнами на улицу Слотхольмсгадё, открытое окно не было закреплено крючком, вследствие чего оно оказалось разбито. Насколько мне известно, подобное явление уже имело место по крайней мере один раз, и в результате стекло в вышеупомянутой раме разбилось вдребезги от сильного порыва ветра, причем осколки его попали не только на тротуар, но и на мостовую. Будучи глубоко убежден в том, что служащие отдела преисполнены решимости ревностно соблюдать все необходимые меры предосторожности и неукоснительно выполнять соответствующие предписания и инструкции в тех случаях, когда они считают целесообразным оставлять окна открытыми, — я вынужден тем не менее напомнить, что не только 14‑й отдел военного министерства несет материальную ответственность за каждое разбитое стекло, но при создавшихся условиях и все министерство в целом также может быть поставлено перед необходимостью взять на себя материальное возмещение за ущерб и повреждения, нанесенные случайным прохожим и транспорту при падении осколков разбитого стекла, а заодно указать и на необходимость строго соблюдать действующие предписания полиции в отношении открытых окон, выходящих в сторону дорог, площадей и улиц.
Херлуф Омфельдт».
Начальника отделения не слишком обрадовал визит представителя полиции.
— Я полагал, что сделал все от меня зависящее, сообщив по телефону в полицейское управление о полученном мною от господина Амстеда письме, в котором он доводит до моего сведения о предпринятом им необычайном и прискорбном самоубийстве. Одновременно мною было препровождено по почте в полицию и самое письмо — заказным почтовым отправлением. Не думаю, чтобы наше отделение могло предоставить в распоряжение полиции какие–нибудь дополнительные сведения, которые пролили бы свет на это печальное событие.
— И все–таки разрешите мне задать вам несколько вопросов. Как могло случиться, что письмо Амстеда, напи. санное и отправленное в день его самоубийства, было прочтено с таким запозданием?
— Это следует отнести за счет порядка прохождения корреспонденции в нашем отделении. Обычно бумаги проходят еще более долгий путь, чем это письмо. Если же мне все–таки удалось ознакомиться с содержанием письма господина Амстеда раньше обычного, то это объясняется тем, что письмо было адресовано лично мне, а это дало мне право предполагать, что и по содержанию оно носит чисто личный характер, как это в действительности и оказалось.
