Нервно стряхнуть голову, прогоняя ужасные мысли. Нет. Нет! Ничего не кончено! Завтра будет обычный день! Обычная ссора и… примирение. Ты мне соврал. Ты не уйдешь к ней. И вообще, ее не существует…


Уговорила тебя сегодня не уходить. А завтра — и сам передумаешь. Остынешь.

Мой бог меня не покинет, и солнце не погаснет.

Я боялась тебя коснуться, но и боялась упустить. Неужели последний раз вот так в одной кровати? Вот так близко? Вот так… твоя?

Уснул… Слышу, как стихло дыхание, стало ровным и поверхностным. Мой Лёшенька, мой Алексей… моя судьба. Всматриваюсь в твое лицо, а слезы так и рвутся наружу, жадно вымаливая прощение, помилование… Жадно моля остаться…

Все будет хорошо. Все обойдется, я буду жить.


Ты не уйдешь, будешь со мной. Еще много-много лет буду просыпаться рядом, буду целовать твою родинку наплече, нежно водить, гладить рукой по волосам, упиваться твоим запахом, засыпая на груди, и трепетно сжимать ладонь во сне, лениво ворочаясь в постели …

Утром мы поехали в Калининград: он — на работу, я — в университет.


Я даже не понимала толком, что происходит, просто знала, понимала, главное — не оставаться одной, чтобы крыша не поехала. Не поддаваться панике, не вестись на ложь и обман.

Он просто хотел сделать мне больно. Хотел… и сделал.


Наступит вечер… — и приедет по меня, как всегда. МойАлешенька по меня вернется.

Все будет, как раньше.

Все будет, как всегда.


Но он… не приехал.


И не явился на следующий день.

И даже через неделю…


Сказка оборвалась, превратившись в жуткий кошмар.

Мое божество меня предало.


Сердце остановилось. Душа умерла. Глаза потухли.

И только тело все еще удерживало в себе импульсы.

Оно… жило.


Сон перестал брать меня в свои руки, оставив свободу мыслям, вопросам без ответов… и жгучей боли.


Мир взорвался,… но вместе с тем не перестал существовать.


Несколько дней не вставать с кровати. Забыть как есть, как пить. Забыть, как жить. Один лишь жуткий страх впустить в сознание и дать червем проникнуть в каждую клетку.

И вдруг затем воспламениться ненавистью к самой себе, взорваться в неистовой агонии, разлетевшись на миллиарды колких льдинок, и вновь сделать вдох.

Глава Седьмая
Вдох

Ты живешь в своей осени жизни.
Хочешь вьюги лесные ле-летом.
Удиви, всем назло разгуляйся,
Ты отвыкнешь от желтого света.
Представь, что на улице весны.
Птицы, зелень, любовь и гвоздики.
И твой взгляд будет огненно-пестрый,
Из души только радости крики…

«Желтая», Аномалия

Я переехала жить в общагу при университете. Записалась на курсы дизайна, чтобы не было времени думать, копаться в гребанном прошлом. Было даже адское желаниеуйти в монастырь. Да, видимо, Господь оказалсяпротив.

… Но Леше так и не звонила: не нужна, так не нужна. Быстрее удавлюсь, чем унижусь, сдамся,… кинусь в ноги и буду просить. Никогда.

Теперь уже… НИ-КОГ-ДА!


… узнала, узнала, что ты все-таки ушел к ней. Что ж, она оказалась важнее для тебя, важнее и лучше,

… и на двенадцать лет старше меня.


Отчим перезанял деньги и вернул долг.


А я … умело лгала близким и придавалась безумию.

Вставала в пять утра, в семь уже была в университете, занималась до занятий, потом учеба, а дальше ехала на курсы. Домой попадала лишь часов в десять вечера. Но и того мало: занималась спортом, дабы в конец себя изнеможить, сознание убить, мысли прогнать… И лишь когда уже падала от полного истощения, в мое тело приходил покой — и я забывалась сном.

По началу даже разучилась есть: незачем, не как,… но природа брала свое — делала уступки.

Боль так захлестнула, что панически стала бояться сделать кому-то больно. Стала вегетарианкой. На уровне полного безумия училась жить без него.

Вдох за вдохом. Шаг за шагом. День за днем…

И смогла.

Смола.

Слышишь, СМОГЛА!


И ты, сука, словно учуял,

… взял

и позвонил.

Позвонил, в трубке я услышала слова, что кипятком ошпарили мне душу, вывернув еще больше наизнанку. Слова, что, казалось бы, заживо содрали с меня кожу и вновь кинули в котел к чертям:

— Прости меня. Идиот я, что ушел. Прости, не могу я без тебя, не могу… Люблю я тебя, понимаешь? ЛЮБЛЮ!


И пусть ревла, и пусть захлебывалась слюной, слезами, мечтой и болью. Пусть!

…но тебе не уступила. И в ад я больше, на поводу за тобой, не пошла!


Теперь тебя я ненавижу. И это- твой выбор. Твой. Твой, и только твой, паскуда…

* * *

И чем дальше я пыталась от него убежать, тем сильнее Леша пытался меня догнать. Звонки, «нечаянные» встречи. Напор, настойчивость и давление. Я больше не могла. Не выдерживала.

Сдавалась…

— Леш, если ты так хочешь… Если действительно хочешь все вернуть, все наладить. Предлагаю… начать с чистого листа. Мы разведемся и начнем заново встречаться, влюбляться, жить,… словно ничего не было, словно только повстречались.


Солгала.

Поверил.


И пусть мой шаг был робким, и пусть в душе на дне догорала, дрожала глупая надежда, твердой рукой я поставила точку в графе подписи разведенной.


Ты вымолил встречу в ресторане.

Первый для тебя миг новой жизни, а для меня — последний… старой.


Ласково улыбнувшись прошлому, я помахала тебе рукой и навсегда… уверенно закрыла за тобой двери.


Я короткими шагами по краю боя,
Всю свободу — за мгновение, зато с тобою,
Ну зачем здесь эти люди, зачем они спасают, меня спасают,
Ведь сегодня мне все можно, сегодня я теряю, тебя теряю.

Проводи со мною, милый,
Все свои цветы и сказки,
Чтобы я совсем забыла,
Чтобы не ждала напрасно.
Я надела свое платье,
Чтобы быть совсем не хуже.
Мне последнее так нужно.
Что же ты так поздно, милый…

«Милый», Аномалия

Я смотрю в твои серые льдины, что мечутся, словно раненный зверь, пытаясь предугадать события, твои губы, что нервно дрожат, подбирая правильные слова, да только уже… напрасно. Напрасно, все это, милый. Слишком поздно. Я решилась. Ставлю точку. Хватит запятых, хватит слез, хватит ран на мое сердце и пуль в душу.


Шикарный ресторан. Трепетное внимание, нежные слова, робкие объятия, да только тепло это больше не греет, а морозом щиплет шпорами обиды.

Разрываешься, пыхтишь в попытках быть лучше, чем когда-либо, чем есть на самом деле… Да только слова твои больнее ударов.

Любовь умерла, сгорела, превратившись в золу злости.

Алешенька, радость моя, нежность моя, сказка, для меня ты умер в тот далекий, тяжелый, зимний день. Умер, и на твоей могилке я зажгла твердой рукой лампадку прощания.


Взял мою ладонь в свои, обнял ее, пытаясь согреть, усыпить прошлое, а губы зашевелились, разливая приторную ложь.

Странно, то ли сознание остыло, то ли сердце перестало чувствовать, но то, что раньше меня б забросило на седьмое небо, сейчас не сдвигало даже на миллиметр.


Сделать глоток дорого вина, мило улыбнуться.


Нет, я не желаю тебе зла. Ни зла, ни боли, ни счастья.

Ничего.


Взгляд оторвался от твоего лица и поплыл вокруг.

Хватит. Хватит этой комедии, трагедии. Хватит отпевания.

Вырвать свою руку из твоей. Отставить тарелку подальше, последний раз взглянуть на свое божество, ухмыльнуться своей детской наивности и мечтам, прошлому… Смелое движение, достать деньги из сумки за свой заказ — и кинуть на стол.

(замер, ошарашенный, не дыша)

Уверенно встала. Взгляд сверху вниз.

— Я ухожу, Леша. И не ищи больше встреч, — глубокий вдох. — Для тебя я умерла, как и ты для меня. Прощай, … и не скучай.

Проводи со мною, милый,
Все свои цветы и сказки,
Чтобы я совсем забыла,
Чтобы не звала напрасно.
Я надела свое платье,
Чтобы быть совсем не хуже.
Мне последнее так нужно.
Что же ты так поздно, милый…

«Милый», Аномалия

Глава Восьмая
Новая жизнь

Еще долго я приходила в себя, еще долго училась держать голову прямо.

Окончила университет, получила красный диплом в доказательство тому, что могу покорить любые вершины, и преподаватель, который унизил меня еще на первом курсе ни за что, был неправ в корне: я не только говорю, но и делаю.

Все, как всегда, — живу наперекор другим. И, в принципе, пока неплохо получается…

Буквально сразу через знакомых устроилась в районный отдел судебных приставов-исполнителей оным самым. Да только коллектив был уже сформирован. Коллектив алчных, ехидных, ушлых… «государственных служащих». Каждое мое задание — попытка оправдаться, что я стОю своей должности, и мои собственные заслуги держат меня в кресле, а не связи.

Каждое утро словно последнее, поход в офис на работу, в логово к змеюкам, — словно на расстрел, сил оставалось все меньше и меньше.

Не знаю, но, наверно, еще напор — и впервые я просто так возьму и сдамся…

Устала. Физически, морально…

Я больше не могу.


Пройтись по коридору и застыть у двери нашего кабинета. Заметила, конечно, заметила едкую ухмылку на губах «Витюши».

Что на этот раз?

Мгновение — и нырнул к себе в коморку. Глубокий вдох — и дернуть за ручку.

Резко стих разговор. Алена косо посматривала на меня исподлобья, при этом «искусно» делая вид, что перебирает бумаги, ищет что-то важное, а Валентина Ивановна без малейшей капли смущения скривилась от негодования. Взгляд тяжелым молотом обрушился на меня, желая если не уничтожить, то причинить неудобство уж точно.

Раздраженно, и с таким же вызовом, как она, уставилась я на нее. Молчу.

— Для тебя «дело» есть.

(лицо моеперекосилось)

— Да? — протянула руку вперед, предлагая забрать папку.

— Матвей Агатов, — спешно сгребла со стола стопку, и, немного постукав потвердой поверхности, выравнивая листы, сунула ее мне. — Надеюсь, хоть с этой «элементарщиной» справишься.

(чиркнула, молча, от злости зубами, выхватила бумаги и пошагала на свое рабочее место)

«Провалы». Сволочь! Да ты нарочно мне отдаешь безнадежные, глухие дела.

И, здесь, наверняка «некурабельный случай».

* * *

Спешными, торопливыми шагами выбраться наружу, сесть в маршрутку — и ехать по указанному адресу. Дело давно уже вели, а, вернее, оно пылилось на полке. Мадам, от которой мне досталось это «богатство», понимала безвыходность ситуации, а потому с чистой совестью закинула его в дальний угол. А вчера ушла в отпуск, и мегеры, отыскав столь сладкий клад, выждали момент и кинулись в атаку.