Все группы, закончив обследование, соединились у служебного входа. Оказавшись на улице, возбужденные исследователи разом загомонили, расправили плечи. Там и сям затеплились огоньки папирос, заблестели улыбки. Обладатели штакетин пытались незаметно избавиться от своих ставших бесполезными орудий.
— А здорово он нас, а? — с некоторым восхищением говорили гужевайцы, поталкивая друг друга плечами и локтями.
— Ну, значит, так… — сказал Колмогоров. — Двое-трое пусть останутся, клуб посторожат, пока мы завклубом найдем. Да надо, думаю, в гостиницу зайти, узнать, как там гипнотизер. Может, извинения принести, или там…
Жуткий крик прервал его на полуслове. Из-под лестницы, ведущей в подвал Дома культуры, выскочил смертельно бледный Витя Жуков. Никого не видя, загребая руками воздух, он метнулся вдоль кирпичной стены и помчался, хрустя палой хвоей, во тьму. И тотчас следом за ним стремительно вынырнуло из подвала длинное, низкое, блестящее существо, похожее на аттракционный автомобиль. Существо промчалось мимо оцепеневших гужевайцев и растворилось во тьме.
Майор милиции Безрукий спал мертвым сном, когда на столе задребезжал телефон.
Тикали ходики. Жужжала муха. Звенели комары. В открытое окно спальни лилась прохлада, колебалась занавеска. Телефон все дребезжал.
Под Безруким затрещала кровать. Он пробуждался, будто выплывал из омута. Одышливо прокашлявшись, с трудом оторвал голову от подушки, взял трубку.
— Евсей Евсеич!! — заорал знакомый голос так, что слышно было, кажется, даже во дворе. — Колмогоров говорит! Срочно давай в клуб! Пистолет не забудь! Жду!
Безрукий встал, пошел на кухню, в темноте намотал на ногу половик, ругнулся, достал из-за печной заслонки кобуру с пистолетом. Глянул на ходики: шел первый час ночи.
Скрипнув ступенькой, сошел с крыльца, посвечивая себе фонариком, вышел за калитку и отправился к клубу.
Поселок мирно спал. Не брехали собаки. Тучи затянули небо, было темно — хоть глаз выколи.
Самая короткая дорога к клубу вела через огороды и потом — верхом — по лесопарку. Безрукий одолел уже почти половину пути, как вдруг услышал впереди шум. Он остановился, включил фонарик. Слабый луч слегка потеснил тьму в глубину сосняка. Раздались треск и топот, и чье-то тяжелое дыхание. И тут же майор увидел бежавшего со всех ног человека с белым лицом и глазами навыкат.
— Кто это? — вскрикнул Безрукий. — Стоять!
— Мам-мычка!.. — простонал неизвестный и пулей пронесся мимо. И в тот же миг из тьмы выпрыгнуло что-то низкое, стремительное, бесшумно и молниеносно ударило майора в грудь, сбило с ног и унеслось. Потеряв фонарик и фуражку, Безрукий покатился вниз по склону.
— Мам-мычка!.. — донеслось снизу, потом послышался треск рухнувшего забора и дикий собачий лай: гонка продолжалась на личных огородах. Залаяли собаки по одной улице, по другой… Лай стал распространяться по поселку наподобие эпидемии.
Безрукий сел. В голове у него возникла твердая уверенность, что он забыл нечто чрезвычайно важное. Так оно и было: Безрукий забыл, что пистолет не заряжен. Сидя под сосной, майор размышлял, идти ли ему к клубу, вернуться ли домой за обоймой, которая хранилась в старом валенке, или же, наконец, немедленно устремиться в погоню за неизвестными.
Грудь саднило от удара. Вспомнилось бело лицо, нелепый крик Мам-мычка! а после — то самое, невероятное, что не приснится и во сне.
А в поселке творилось что-то из ряда вон выходящее. Собаки осатанели. В домах вспыхивал свет, хлопали двери. Вдобавок подняли трезвон буквально все, имевшиеся в поселке, телефоны.
Тихо было только на горе — в клубе, и внизу — у реки. Здесь на плавучей пристани в прокуренной дежурке баловался водочкой бывший речной волк, а ныне бессменный пристанской сторож Фалеев. На столе перед ним стояли стакан, початая бутылка, лежали черный хлеб, сало и молодой зеленый лук.
Было тихо. Слабая волна всплескивала в темноте, пристань еле заметно покачивалась. Зазвонил телефон. Фалеев выждал, уважительно глядя на аппарат, потом взял трубку.
— Фалеев? — послышался тревожный начальственный голос. — Не спишь, Фалеев?
— Ась? Я-то? На посту. Дело знаем.
— Что, тихо у тебя там?
— Так точно, тихо. Кому шуметь?
— Хорошо. Но ты не спи, Фалеев!..
На том конце дали отбой. Фалеев послушал гудки, досчитал до двенадцати и положил трубку, довольный собой. Ишь, проверять вздумали! Фалеева! Да он уже девятнадцать лет на посту, и еще ни одна собака мимо не пробежала, чтоб Фалеев ее не заметил.
И тут же послышался быстрый топот. Кто-то сломя голову сбежал по деревянному настилу прямо к пристани, взбежал на трап, отозвавшийся барабанным боем, и в следующий момент перед опешившим сторожем предстал молодой человек с бледным перекошенным лицом, выпученными глазами и всклокоченными волосами. Они дико уставились друг на друга. Пристань, стронутая с места, качнулась от берега, волна шлепнула по днищу.
