Здесь всеобщие права человека подразумевают лишь плава человека из первого мира. Перед смертью у тебя будет некоторое время, чтобы познакомится со своим новым телом и некоторыми реалиями мира. Это все, что сейчас я могу для тебя сделать. Удачи.
— Перед какой смертью? — только и успел выговорить я.
Миг в тягучей серой пелене, растянувшийся во времени и пространстве рывок, и я вдруг осознал себя сидящем на стуле в приемной напротив холеной, очень неприятного вида женщины.
— Как погиб? — произнес я чужими губами.
Произнес я. На английском. Но это были не мои слова — я оказался в чужом теле. Причем в роли наблюдателя, бесплотного духа. Очень страшное и пугающее чувство бессилия — как в воплотившимся в реальность кошмаре.
Тот, в чьем теле я был, посмотрел на полицейского рядом. Сержант Ольгерд, сидевший на самом краешке гостевого кресла директорского кабинета, опустил взгляд. Чувствовал он себя неуютно и что сказать, не знал. Тот, в чьем теле я был, перевел взгляд на директора. Майя Александровна, сухая женщина с неестественно прямой спиной, знала, что сказать. И неудобства, как напарник отца, никакого не ощущала.
Осознание происходящим появлялись из глубин памяти. Не моей памяти — нынешнего владельца тела. Я видел и чувствовал его мысли, а он судя по всему даже не догадывался о моем присутствии. Или не замечал, ошарашенный ужасной новостью.
— Олег, я понимаю твое горе и поверь, искренне и глубоко ему сочувствую. До конца недели я освобождаю тебя от занятий. Указание подготовить соответствующее распоряжение дам сейчас же, — лишенный всяческих эмоций голос директора центра образовательной подготовки был также сух, как и она сама.
Еще не до конца осознав происходящее, Олег снова перевел взгляд на напарника отца.
— Как его убили? Когда?
Сержант снова опустил взгляд, поведя неестественно широкими — в стандартном облачении патрульного, плечами. Вздохнув, он открыл было рот, но директор опередила.
— Господин сержант, не могли бы вы довезти юношу домой? Если нет, я сейчас вызову ему такси.
— Да. Могу.
Заметно было, что простые ответы на простые вопросы давались сержанту Ольгерду сейчас гораздо легче.
— Тогда не смею больше вас задерживать. Олег, еще раз прими мои глубочайшие соболезнования, я скорблю вместе с тобой.
Облегченно вздохнув и тут же смутившись этого, напарник отца торопливо поднялся, громко захрустев сочленениями брони. Я в чужом теле тоже машинально встал, машинально кивнул, машинально двинулся к выходу на ватных ногах. Невероятное ощущение. Я сживался с телом, чувствовал его, но оно мне не принадлежало — я просто не мог влиять на происходящее.
Коридор был пуст, гулкие тяжелые шаги сержанта отдавались эхом. Шагая, Олег невидящим взглядом смотрел перед собой, смаргивая настырные слезы.
«Рано или поздно это обязательно случится. Ты знаешь, что должен делать. И помни — в жизни рассчитывай всегда на самый худший вариант, так будет гораздо легче со всем справиться, а победы окажутся легче» — возник перед внутренним взором моложавый мужчина в черной форме полицейского. Широкие скулы, короткие светлые волосы — худощавый паренек почти его копия. Взгляд спокойный, и удивительно грустный. Как у того, кто понял жизнь. Воспоминание произвело впечатление не только на меня — Олег сжал зубы, расправил плечи и спрятал эмоции за маской невозмутимости.
Миновав пустые — время занятий, коридоры подготовительного центра, я (мы) с гремящим позади сочленениями доспехов сержантом вышли на улицу. Патрульный автомобиль был припаркован совсем рядом с широким крыльцом. Не глядя на провожатого, Олег сел на пассажирское сиденье и уставился в окно.
— Восточный район, второй квартал, строение двадцать девять, — адрес напарник отца знал.
Двигатель мягко завелся и автомобиль двинулся с места. Двинулась и метка на отображенном на проекции лобового стекла маршруту. Почти сразу исчезла позади зелень парка с белым забором образовательного центра, и патрульная машина проехала к КПП на административной границе районов. Ее пересекли без остановки — сержант лишь включил на пару мгновений сирену, и переведя управление в ручной режим, объехал куцую очередь в пять машин.
Картина за окном сразу разительно изменилась — на смену заборам со спрятавшимися за ними аккуратными особняками пришла равномерная нарезка улиц и серо-бетонные свечи однотипных домов. На улицах периодически встречались прогуливающиеся люди. Восточный район был русскоязычным, являясь достаточно благополучным — с обязательным условием положительного социального рейтинга адаптации для возможности проживания. Согласно статистике, не более двенадцати процентов населения Восточного жили на гарантированное пособие и днем тут, в отличие от других окраин Высокого Града, можно было передвигаться практически без опасения за свою жизнь.
