— Ее погубила авария, — возражаю я.
— Ты не можешь судить, тогда ты совсем крошечной была.
— А вы, насколько знаю, с ней уже тогда не общались, — краснею как помидор. Мне стыдно и неловко, что спорю с бабушкой, которую знаю всего сутки. Которая приютила, дала кров, а я тут выступаю… Но мама — больная тема для меня. Незаживающая рана.
— Не общались, верно. Ладно, не будем сегодня прошлое ворошить. Ты не готова еще к такому разговору. Я не хочу обижать тебя, Василина. Я лишь хочу предостеречь.
— И вы извините меня, — раскаиваюсь в своих грубых словах и едва сдерживаю слезы.
— Давай переходи уже на «ты», родственники все же, — поправляет меня бабушка. — Пошли завтракать.
Удивительно, но эта совершенно не похожая на классическую бабулю женщина, оказывается, прекрасно готовит. Анна Григорьевна управляется на кухне быстро и деловито. Поджаривает оладьи, режет свежий салат. Мы сытно завтракаем и отправляемся в школу.
От страха у меня дрожат колени. Здание школы очень необычное, трехэтажное, современное, эдакое сочетание стекла и бетона. Высокий забор, пропускная система. Школу окружает большая площадь, тут и теннисные корты, и фруктовый сад, и огромное футбольное поле. Как в американских фильмах про богатых подростков. Но что я тут забыла? Богатством в нашей семье даже не пахнет!
— Чего встала как вкопанная? — бурчит Анна Григорьевна. Хоть на улице самый конец августа, жара стоит невыносимая, не меньше тридцати градусов. Мы взмокли, пока доехали до школы на автобусе без кондиционера. Странно видеть такую представительную, в дорогом белом костюме и черной шляпке, женщину, похожую на Софи Лорен, изысканную и утонченную, в подпрыгивающем на кочках автобусе. Все пялились на нас, точнее на бабушку, а я краснела и прятала глаза. Не привыкла к вниманию. Меня все это ужасно смущало.
— Мне кажется, зря мы приехали в эту школу, — отчего-то мой голос срывается на писк.
— Это почему? — хмурится бабушка. — Чем тебе тут не нравится?
— Слишком роскошно. Разве нам это по карману? Тут наверняка собирают кучу денег.
— Не твоя забота, — отрезает Анна Григорьевна. — Директор — мой давний поклонник и друг, между прочим. Я уже обо всем договорилась, Василина. Не создавай лишних проблем. Просто будь вежливой и приветливой. Большего не требуется.
Проходим по коридорам школы — свежий ремонт, опять же, шкафчики на стенах первого этажа — ну точно, как в моем любимом сериале «Волчонок». Поднимаемся на второй этаж. Кажется, бабушка прекрасно здесь ориентируется.
— Была тут пару месяцев назад, — словно прочитав мои мысли, объясняет Анна Григорьевна. — Пригласили на открытый урок, рассказать о себе, о профессии. По теме «Знаменитости нашего города». Вот так-то, имей в виду, Василина. Ты не должна ударить в грязь лицом. Помни о том, из какой ты семьи.
А мне лишь страшнее становится от этих слов. Тут все, как из фильмов, все чужое и будто ненастоящее. Мне нехорошо настолько, что голова кружится. Не помню, как оказываюсь в кабинете директора, седого мужчины лет шестидесяти в строгом костюме. Бабушка сразу же принимается с ним что-то обсуждать.
— Василина, — словно сквозь вату доносится до меня голос бабушки. — Тебе нехорошо? На, попей воды, деточка.
— Может, медсестру позвать? — вторит ей обеспокоенный мужской голос.
— Да нет, это она просто перенервничала, — отвечает бабушка. — Вчера только приехала, зря я ее сразу в школу потащила.
— Да ничего, вон уже и щечки розовеют, — мужской голос. — Но медсестру позову все-таки.
Вот так прошел мой первый день в школе — если так можно выразиться. Мало что узнала, зато выставила себя слабачкой. Не знаю, что нашло на меня. Может, переезд повлиял, но часовые пояса я вроде не меняла. Всего-то часов семь на поезде… Может, нервы последних месяцев сказались. Но бабушка потом за меня всерьез взялась. Заставила пройти обследование у своего врача, сдать анализы. Я сопротивлялась, но это было бесполезно. Папа занялся поисками работы. Он немного успокоился, старался поменьше пересекаться с бабушкой и, кажется, даже вернулся к своему хобби — сидел вечерами над эскизами ювелирных изделий. А меня Анна Григорьевна таскала по магазинам, подготавливая к школе. Я отнекивалась, было ужасно неудобно, что она тратит на меня свою пенсию. Но мы обе понимали, что, если приду в ту школу со своим старым рюкзаком и в привычной одежде, меня просто затюкают. В первый неудачный визит я мало что успела рассмотреть, но встреченные мной ученицы выглядели… черт, они выглядели как модели. Мне сразу стало не по себе. Я же не такая! Буду выделяться белым пятном, привлекать внимание…
Но бабушка, видимо, догадываясь о моих страхах, много сил потратила на мой новый гардероб. Так что первого сентября я шагала в новую школу весьма уверенно. Форма в этом учебном заведении не предусматривалась. Тут все было построено по американской системе — учителям полагалось быть ученикам друзьями, а не подавлять любую самобытность своим авторитетом. Потенциал учеников старались максимально раскрывать — таланты, скрытые способности.
А вот в плане межличностных отношений все было куда менее радужно, и я не замедлила в этом убедиться.
Ночью пятого сентября я никак не могла уснуть, все ворочалась с боку на бок, а в голову так и лезли ужасные мысли. Пойти в школу пятого, а не первого сентября, как все ученики, мне выпало из-за огромного количества документов и справок, которые нам пришлось собрать. Анна Григорьевна выглядела раздраженной и крайне недовольной этими обстоятельствами, вынужденная сопровождать меня в поликлинику. Я чувствовала себя обузой. Но при этом радовалась отсрочке. Школа представлялась огромным безликим монстром, жаждущим сожрать меня. Мне ни за что не стать «своей» среди богатеньких бездельников, привыкших получать все на блюдечке с голубой каемочкой. Когда зазвонил будильник, я подскочила на постели, уверенная, что только минуту назад прикрыла усталые веки… Машинально нажала на кнопку, отключая противный навязчивый рингтон. Снова упала на постель и провалилась в забытье. Но всего на пару минут. В комнату вихрем ворвалась Анна Григорьевна. Она отчитала меня, предупредив, что сегодня первый и последний день, когда контролирует мое пробуждение.
