Большую роль играли в выработке нового — культурологического — взгляда на Средневековье и в создании философии культуры труды социально-психологической школы «Анналов», которая была представлена главным образом работами А. Я. Гуревича (например, «Категории средневековой культуры»). Результатом влияния этого направления стало переиздание книг выдающихся медиевистов первой половины XX в. О. А. Добиаш-Рождественской («Культура западноевропейского Средневековья». М., 1989), П. П. Бицилли («Элементы средневековой культуры». СПб., 1995), историка и философа-медиевиста Л. П. Карсавина. И, разумеется, большие надежды подает, судя по всему, становящиеся регулярными выпуски сборников «Verbum», издающихся Санкт-петербургским центром изучения средневековой культуры[25] — эти труды как раз пытаются сделать почти невозможное: помимо того, что в них штудируются малоизвестные, а то и вовсе неизвестные труды весьма знаменитых мыслителей (например, Франсиско Суареса), конкретные логические понятия (например, «суппозиция» или «различие»), заново переводятся трактаты великих философов-теологов, уже имевшихся в переводах на русский язык (например, трактат Фомы Аквинского «О сущем и сущности»[26]), они пытаются понять их с позиций современной культуры. Эти труды вместе с огромным массивом критических изданий сочинений средневековых мыслителей на Западе способствовали смене взглядов на то, как надо представлять их нашим современникам: как и во времена Средневековья, были переосмыслены все старые понятия, поскольку они, как оказалось, имели совершенно иной смысл, нежели сейчас. А. Я. Гуревич вообще представил иные «категории средневековой культуры», нежели привычная десятка Аристотеля или пятерка Порфирия.

Более того, речь зашла о самой возможности перевода понимания в понятие. Последнее (так во всяком случае думал Августин в диалогах «О количестве души», «Об учителе», в «Христианской науке») есть знак понимания в уме. Это не перевод другими словами, это иная выраженность, неизменно связанная с озвучиванием слова. Потому западноевропейская наука основывается на двух возможностях постижения какой-либо проблемы: на анализе текстов через понятия, то есть на анализе означенных слов, и на чтении, переписывании, даже пении текстов (legere, capere, scribere — три основных занятия монаха), предполагавших неаналитическую захваченность словом. Если всмотреться в латинские тексты, то даже непосвященный человек обнаружит обилие слов, производных от capere (брать, хватать): percipere, concipere, accipere, excipere и др., которыми выражается нечто постигнутое из тайны Божественного слова. Идея речи, выдвинутая Абеляром, потому и кажется столь значительной, что создавала возможность изменения не значения предложения на то или другое, а самой души, впустив в нее множественность смыслов, «схваченных» (конципированных) в едином миге постижения и корректно выраженных. Такую речь, которая является средостением разных (звучащей, письменной и интеллектуальной) речей, он называет «естественным свойством вещей»[27], естественной речью, способной «сращивать» (concernere, конкретизировать) в вещь значение и смысл. Прежде чем такого рода понимание обрело свое собственное терминологическое выражение («концепт»), оно выражалось термином intellectus, вместе означая и «понимание» и «понятие». Так, Иоанн Скот Эриугена писал: «Когда я понимаю то, что понимаешь ты, то я делаюсь твоим пониманием и становлюсь в тебе неким невыразимым образом. Подобным образом, когда ты чисто понимаешь то, что я понимаю ясно, ты становишься моим пониманием, и из двух пониманий происходит одно, образованное из того, что мы искренне и несомненно понимаем»[28]. Но вот это «чистое понимание» случается крайне редко. Оно предполагается тогда, когда понимание отложилось в понятие как объективное единство различных моментов предмета понятия. И оно не предполагается хотя бы потому, что в понимание включено непонимание, как в вещь неопределенность вещи. Если бы это было не так, нам сейчас незачем было бы заниматься Средневековьем, ибо оно навсегда сохранило бы свое предметное содержание и фиксированные смыслы. Или если бы мы им и занимались, то скорее как коллекционеры. Смыслы не позволяют точно знать, как оно было на самом деле. И в этом эвристическая сила именно Средневековья, поставившая саму проблему смыслов. О том, как оно было на самом деле, свидетельствуют только сами произведения, в которых нельзя изменить ни строчки. Их мы и представляем, предваряя вводными статьями, повествующими об авторах трудов, а в конце поместив глоссарий терминов, наиболее часто употребляемых в Средневековье, в том числе и в текстах, помещенных в «Антологии».

Подбор текстов обусловлен не только значимостью их авторов для мысли своего времени. Мы пытались представить те из них, что были до сих пор неизвестны нашему читателю. Многие впервые переведены на русский язык специально для «Антологии». Таковы трактаты Боэция, Иоанна Скота Эриугены, Петра Абеляра, Петра Ломбардского, Рихарда Сен-Викторского, Фомы Аквинского, Роджера Бэкона, Раймонда Луллия, Иоанна Дунса Скота, мистиков Генриха Сузо, Иоганна Таулера и др. Избранные трактаты или диалоги воспроизведены полностью либо во фрагментах, представляющих законченную мысль. Некоторые (например, «Комментарии к „Категориям" Аристотеля» Боэция и Абеляра) позволяют обнаружить движение мысли по поводу одного и того же предмета анализа.

Вводные статьи и комментарии написаны разными людьми, как верующими, так и неверующими, — это первый опыт составления такого рода антологии. Более того, во вводных статьях заявлена авторская позиция и склонность к определенным типам анализа, потому одни статьи и комментарии науковедческие, другие философские, третьи — с почти мистическим оттенком. Написаны они единомышленниками только в одном — представить свету безвестное и постараться представить его правильно, насколько хватает сил и разумения.

С. С. Неретина

Aurelius Augustinus (354-430)

Августин родился в Тагасте на территории нынешнего Алжира. Его мать, Моника, исповедовала христианство, а отец, Патриций, был язычником. Августин учился сначала в Тагасте, затем в Мадавре и, наконец, в Карфагене. Он получил вполне приличное, преимущественно литературное образование. В юности он испытал сильные плотские страсти и вскоре после прибытия в Карфаген отошел от религии, в которой был воспитан матерью. В восемнадцатилетнем возрасте Августин прочитал диалог Цицерона «Гортензий», который пробудил в нем стремление к мудрости; однако он не сумел найти ее в христианстве. Он считал Ветхий Завет во многих отношениях отталкивающим. А иудео-христианское учение о сотворении Богом всех вещей казалось ему совершенно несостоятельным, поскольку оно, на его взгляд, возлагало на Бога ответственность за существование зла, в то время как Он, по утверждению христиан, абсолютно благ. Стремление к просветлению привело Августина к принятию дуалистического учения манихеев, согласно которому существует два основных начала, из коих одно ответственно за добро и человеческую душу, а другое — за зло и материю, включая тело. Ответственность за бурные страсти, следовательно, может быть возложена на злое начало как творца царства тьмы. В 383 г. Августин, ставший к тому времени учителем в Карфагене, покинул Африку и отправился в Рим. В 384 г. он получил должность придворного преподавателя риторики в Милане. К тому времени его вера в манихейство пошатнулась, но он склонялся скорее к академическому скептицизму, чем к христианству. Однако чтение «платонических трактатов» в латинском переводе Викторина привело к тому, что он изменил свои взгляды в пользу христианства. Неоплатонизм убедил его в существовании духовной реальности и в том, что присутствие зла в мире можно примирить с учением о божественном творении. Ведь зло, согласно Плотину, есть отсутствие блага, но это отсутствие реально, подобно слепоте или физическому недостатку. Подобным образом нравственное зло есть отсутствие правильного порядка воли, однако оно вполне реально.

От самого Августина мы знаем, что неоплатонизм, хотя и способствовал его обращению в христианство, но не разрешил его нравственного конфликта. Августин слушал проповеди св. Амвросия в Милане, читал Новый Завет и знакомился с историями обращения в христианство (в частности, Викторина) и житиями святых (например, св. Антония Египетского). В 386 г. произошел знаменитый эпизод, описанный в восьмой книге «Исповеди», и в следующем году Августин был крещен св. Амвросием.

Вернувшись в Африку, Августин был рукоположен в священники, в 395 г. посвящен в помощники епископа Валерия, которого и сменил в 396 г. на престоле епископа Гиппонского. Умер Августин в 430 г., когда вандалы осаждали его город.

В трудах Августина впервые из попытки выразить понимание догматов веры возникает система христианской философии.

У Августина Бог как Творец мира рассматривается и как исток всякого знания, данного в Откровении, потому христианин может распознать родство наук между собой, ибо они происходят из единого источника. Есть три вида доказательств Его присутствия во всем: в движении мира, в его устройстве, порядке и красоте; в существовании конечных, зависимых вещей, ибо для их существования необходим бесконечный Изобретатель; в природе и устройстве человеческой мысли. Эти доказательства необходимы для того, чтобы человек мог открыть истину в себе самом. Поскольку всякое познание есть часть познания Бога, то любое познание оказывается непосредственно связанным с теологией, направленной на постижение высшей благодати и путей причащения Богу как высшей истине. Здесь и возникает этическая проблемаэто проблема того, что именно ищет душа, ища Бога, и как она приходит к этим поискам.

Моральным проблемам посвящены трактаты Августина «О свободе воли» (De libero arbitrio), «О благодати и свободном решении» (De gratia et libero arbitrio), «Исповедь» (Confessiones), «О Граде Божием» (De Civitate Dei) и др. Трактат «О свободе воли» является плодом его долгих духовных исканий. Действительно, после радостного и весьма плодотворного времени, проведенного с друзьями в 386 г. на вилле Верекунда в Кассициакуме, после чудесного крещения св. Амвросием на Пасху 387 г. св. Августин отправляется обратно на родину в Тагаст. Однако он задерживается в Риме на целый год (387/388) ввиду осложнившейся политической обстановки. Здесь он и начинает первую книгу «О свободе воли». Окончен же этот труд (вторая и третья книги) был в 395/396 г. в Африке, когда он был уже пресвитером Гиппонской церкви, т. е. через семь лет.

Учение Августина о воле стало основополагающим в эпоху Средневековья, поскольку в нем содержатся и онтологическое, и гносеологическое доказательства бытия Бога и человека. В трактате «О Граде Божием» (написанном ок. 413-426 гг.) воля определяется как природа, которая есть «дух жизни». Этот животворящий дух, по Августину, есть сам Бог, «дух во всех отношениях не сотворенный». Воля знаменует собой отношение, в котором она обретает свою сущность и качество. Она присуща Богу, поскольку Бог — Творец, т. е. Тот, Кто извечно находится в отношении с тем, что Он творит — с тварью, с произведением. Отношение воль есть сила, которая является внутренне присущей воле в качестве способности различения (силой воли), что является одним из оснований внутренне присущей Богу различенности на Персоны. Сила воли есть мера волевых расхождений.