Одним словом, старший мастер захотел проверить инженера, как Тарас Бульба своего сына: «…посмотрю я, что за человек ты в кулаке!» Понимая это, я провел расчеты с большой тщательностью, копался в справочниках, аккуратно выводил каждую цифру. Вспоминал все правила осторожности при подобных расчетах, не поскупился на запас прочности. Дело это было не только принципиальным, но и связано с опасностью для жизни людей. Была произведена тройная проверка каждой строчки расчета, выполненного чертежным шрифтом аккуратно и чисто, как в свое время рекомендовал мой учитель по математике К. А. Дроздов.
Накануне поздно вечером, когда вторая смена заканчивала заливку, я еще и еще раз проверил выбор цепей и чалочных приспособлений. Наверное, Кирилл Иванович издали наблюдал за мной, я это больше чувствовал, чем видел. Наконец наступил решающий час. Подготовлены цепи, чалочные приспособления, проинструктированы крановщики, стропальщики. Кирилл Иванович наблюдает за работой и молчит. Пытаюсь разгадать его мнение, но не спрашиваю. Дело идет своим чередом. Первые команды к подъему. Цепи натянулись подобно струнам. Форма поднята. Она выше голов присутствующих. Нужно сделать выдержку и затем через весь пролет везти ее в сушильную печь.
Кажется, никто не волнуется, кроме меня. Внимательно всматриваюсь в лицо старшего мастера. Он стоит напротив меня по другую сторону груза. Кирилл Иванович внешне спокоен, медленно сморкается в красный носовой платок.
Мне полагалось доложить старшему мастеру, и я пошел к нему непосредственно под грузом, вместо того чтобы обойти. По правилам техники безопасности это строго запрещалось. Что делать, хотелось показать мастеру уверенность в своем расчете. Однако в ту минуту никто не вспомнил о нарушении правил. Подойдя к мастеру, я попросил разрешения направить форму в сушильную печь. На строгом лице Кирилла Ивановича появилась улыбка, глаза засветились добротой. Это, кажется, был первый шаг к сближению, подумалось мне тогда. И я не ошибся: сближение наше быстро развивалось, и затем мы несколько лет работали вместе. За эти годы я сменил несколько должностей: технолог, заместитель начальника, начальник цеха, а Кирилл Иванович неизменно числился старшим мастером. Отношения наши были самыми замечательными. Я считал его всегда своим старшим товарищем и учителем. Кирилл Иванович поручился за меня, когда я вступал в Коммунистическую партию.
Кирилл Иванович ко всем нововведениям относился осторожно, осмотрительно, никогда не спешил делать окончательных выводов. Некоторым, как когда-то и мне, это казалось консерватизмом. В силу своего характера, он иногда иронизировал, например когда на заводе был введен институт диспетчеров. Кирилл Иванович называл эту новую должность не иначе, как «беспечер», что невольно ассоциировалось со словом беспечность. Когда изучали методы знаменитого американского инженера Тейлора, имя которого назойливо произносилось в промышленности, и Кирилл Иванович узнал от меня, что слово «тейлор» (tailor) по-английски созвучно слову «портной», он всякий раз, когда касалось Тейлора, вспоминал и в шутку говорил: «Давай-ка займемся портным».
За несколько лет работы на Коломенском заводе мне пришлось прочитать несколько лекций в учебном комбинате предприятия. Слушателями были мои учителя — мастера и бригадиры литейного цеха. В первое время меня это страшно смущало. Но вскоре я привык. Я и мои слушатели дополняли друг друга. Сами учились, учили других тому, что лучше знали. Это было время огромного энтузиазма в овладении знаниями. Лозунг В. И. Ленина, выдвинутый на III съезде комсомола: учиться, учиться и еще раз учиться, был законом не только для молодежи. Взрослые приняли его так же близко к сердцу, как и молодежь. Можно сказать, учились все. Штудировали учебники, статьи в газетах, задавали вопросы на лекциях и на работе.
Аудитории учебного комбината завода были заполнены до отказа и людьми с богатой практической школой, и юнцами, которые не имели ни практики, ни знаний теории, но горели непреодолимым желанием овладеть техникой, узнать суть процессов плавки металла, тонкости термической обработки, всю сложность устройства новых машин. Учились не для личной выгоды, а для общего дела. Призыв партии овладеть техникой, поставить ее на службу социалистического строительства действовал с изумительной силой.
Мы ограничивали себя во всем, кроме одного — работали столько, сколько нужно, а не сколько записано в Кодексе законов о труде. Над этим посмеивались за границей, считали нашу жизнь односторонней, будничной. А мы считали будничные дни строительства новой жизни настоящими праздниками.
Завод и его деятельность — главное содержание жизни не только работающего, но и его семьи. Все были едины в стремлении выполнить любое задание страны, народа, партии. Такого принципа придерживались специалисты советской школы. А их на заводе работало немало. Среди них Вячеслав Александрович Малышев, Сергей Александрович Степанов, Константин Константинович Яковлев, Леонид Леонидович Терентьев, Василий Николаевич Пашин, Михаил Иванович Малахов, Борис Алексеевич Носков и многие другие. Они были настоящими солдатами промышленности.
А сколько замечательных рабочих, настоящих мастеров своего дела выросло в годы первых пятилеток. Это были тоже солдаты промышленности. Они по-новому оценивали свою роль в промышленности, в жизни. Среди них были талантливые рационализаторы, отличные технологи и организаторы — уже не просто умельцы в прежнем понятии. Стерженщики Иван Никитович Ежков и Юрий Петрович Рожков за счет изменения технологии и организации рабочего места повысили производительность труда в 12—15 раз. Может быть, возразят мне — это укор инженерам. Но разве инженеры могли заменить массу мыслящих рабочих, которыми овладели идеи социализма!
