— И Фриновский его отпустил?
— Нет, но так ловко вел расследование, что жулик успел сбежать за границу. И как интересно получилось: жулик смылся, а Фриновский через некоторое время почему-то стал жить в его квартире. Пять комнат, не считая мебели и прочего. И жена его стала часто по ювелирам ходить. Ты его жену видел? Если нет, то ничего не потерял — на нее вообще без слез не взглянешь…
Опалин почувствовал, что болтовня Соколова начинает его утомлять. Он досадливо шевельнулся на стуле, и следователь тотчас уловил и верно истолковал этот немой сигнал.
— Ладно, с Фриновским всё, — словно спохватился Соколов, поворачиваясь на стуле к массивному сейфу, стоявшему у стены. Звякнул ключ, протяжно запела отворяемая дверца. — Короче, навел я в Ленинграде справки о твоей знакомой гражданке. Арклина Мария Георгиевна, — нараспев проговорил следователь, — в тысяча девятьсот тридцать восьмом году по делам не проходила, не задерживалась, несчастных случаев с ее участием тоже не отмечено.
— Это я знаю, — хмуро ответил Опалин. — Я уже посылал запросы. Но я о другом тебя просил.
— Вот, пожалуйста. Неопознанные женские трупы по Ленинграду и области, женщины приблизительно двадцати восьми — тридцати лет, рост около ста шестидесяти восьми сантиметров, телосложение среднее.
И Соколов в два приема плюхнул на стол со стороны собеседника две объемистые пачки дел.
— Прошу, — иронически промолвил следователь, делая широкий жест. — Это все, более-менее подходящие под твое описание. Убийства и несчастные случаи. И так, для порядку: о том, что гражданка Арклина вообще пропадала, никто никуда не сообщал.
— Я знаю.
— Только так: я, конечно, договорился на месте, но эти бумаги желательно не задерживать, я должен буду вернуть их обратно.
— Я сейчас же просмотрю, — ответил Опалин, хватаясь за самое верхнее дело в первой пачке. — Саша, — с запозданием добавил он, — с меня причитается.
— Ладно, — легко согласился Соколов. — Купишь мне папирос.
Оба рассмеялись. Следователь вернулся к изучению старых дел своего предшественника, а Опалин принялся просматривать материалы из папок. Черно-белые фотографии, иногда довольно мутные, так что приходилось напрячься, чтобы понять, что именно на них изображено. Протоколы, написанные самыми разными почерками. Убийство, убийство, несчастный случай. Смерть от удушения, от удара по голове. Множественные колотые раны. Жертва застрелена в упор. Попала под трамвай…
Не опознана. Труп принадлежит неизвестной. Нет документов. Тело не опознано. Не…
Можно ли вообще сказать «труп принадлежит»? Кому — человеку, которого больше нет? Земле? Впрочем, сейчас тела по большей части кремируют…
Наконец, Опалин закрыл последнее дело и молча положил его на стол. Соколов исподтишка наблюдал за ним поверх бумаг, которые просматривал. Он опасался, что если Ваня найдет то, что искал, его реакция может оказаться непредсказуемой. Но по лицу Опалина следователь понял все еще до того, как тот заговорил.
— Ее тут нет.
— Там несколько разложившихся до неузнаваемости, — негромко напомнил Соколов. — Уверен?..
— Уверен. Таких вещей она никогда не носила. Ну и разные детали не совпадают.
Следователь отложил бумаги. Помимо всего прочего, он чувствовал и профессиональный интерес, который даже не считал нужным скрывать.
— Расскажи мне еще раз, как именно она исчезла, — попросил Соколов.
— Села на вокзале в поезд до Ленинграда. Больше я ее не видел.
— Билет был до Ленинграда?
— Да.
— Ты ее провожал на вокзал?
— Нет, она мне запретила. Но я все равно проследил, ну… чтобы все было в порядке.
— Вещей она много с собой взяла?
— Один небольшой чемодан. Обычный, коричневый, с металлическими уголками.
— То есть уезжала ненадолго?
— Мы были вроде как в ссоре. Сказала мне, чтобы я ее не ждал.
— Зачем она ездила в Ленинград?
— Не знаю.
— Ты — и не знаешь? У нее был кто-то другой?
— Ты что, допрашиваешь меня? — рассердился Опалин.
Соколов не ответил и лишь взял из коробки новую папиросу. Невольно он поймал себя на мысли: если бы ему пришлось вдруг расследовать исчезновение гражданки Арклиной, первым, кого — как ни крути — пришлось бы проверять, неизбежно становился оперуполномоченный Опалин.
— А что говорят ее родные, друзья, окружение? — допытывался следователь. — Если она исчезла, они должны были заволноваться. И уже давно, — добавил он, пуская дым сквозь ноздри.
Опалин встал, прошел к окну и приоткрыл створку. Соколов следил за ним с острым любопытством.
— Я нашел тетку, у которой она жила, — сказал Опалин, возвращаясь на место. — Тетка клянется, что у Маши все хорошо, но…
— Что — но?
— Да ведет она себя как-то странно, — признался Иван. — Когда я попытался разузнать подробности — что, да как, да почему нет вестей — тетка расплакалась и стала божиться, мол, ничего не знает.
— Что ж ты ее не дожал? — уже сердито спросил Соколов. — Когда свидетель так себя ведет…
— Она не свидетель.
— По букве закона — нет. По факту — да. Скажи-ка мне вот что: твоя Маша случаем не латышка?
— Почему она должна быть латышкой?
— Потому что Арклин — латышская фамилия. Если, конечно, она настоящая, — добавил Соколов. — Ты ведь знаешь, немало народу сменило фамилии после революции, и не всегда законным путем да с публикацией о перемене в «Известиях». Арклина — это может быть и Карклина без первой буквы, а это уже дворянская фамилия[4]. Или какая-нибудь фон Аркле, например. Это так, только навскидку в голову приходит, а настоящая фамилия может быть любой, и совершенно необязательно связана с паспортной. — Опалин молчал. — Почему из всех ее родственников ты знаешь только какую-то тетку? Где родители, где братья и сестры? Кстати, где она родилась?
— В Ленингр… тьфу, в Петербурге.
— Метрическую запись проверял? Не выписку, а сам оригинал в церковной книге?
— Как ты себе это представляешь? Я не могу без служебной надобности поехать в Ленинград. И отправить кого-то рыться в церковных книгах тоже не могу. Там нас вообще не очень любят — вон мне пришлось тебя просить, чтобы заполучить дела без проволочек…
Слишком много оправданий, и почти все «шиты белыми нитками», мысленно отметил Соколов. Но если такой профессионал, как Опалин, не проверил простейшие факты…
— Она из бывших? — спросил следователь напрямик.
— Говорила, что ее мать мастерила шляпки. Иностранные языки Маша знает, то есть образование получила.
— Где именно?
— Я не спрашивал.
— Тетка чем занимается?
— Ей за семьдесят. Чем можно заниматься в таком возрасте?
— Да хоть замуж выходить, — парировал Соколов, пуская дым, — советская власть не запрещает. — Он вздохнул и потер рукой лоб. — Ваня, давай рассуждать здраво. Некая особа уезжает в Ленинград с одним чемоданом и исчезает. У особы мутное… ну хорошо, невнятное прошлое и никаких родных, кроме тетки, которая плачет и не хочет говорить, где ее племянница. Вывод? — Соколов со значительным видом выставил указательный палец в сторону собеседника. — Поездка, чемодан, исчезновение… ну что ты мне голову морочишь, в самом деле? Граница совсем недалеко от Ленинграда, тридцать километров всего. Вот тебе и разгадка!
