Толя снова вздохнул.
Уроки уже давно сделаны. Читать и писать он ещё в детском саду научился, теперь эти уроки ему раз плюнуть. Что же делать, чем заняться?
— Пойди, радость моя, погуляй! — словно прочитав его мысли, крикнула из кухни бабушка Марыля. — Гляди, погода какая! Последние денёчки. Скоро дожди начнутся. Пойди, мой дорогой, пойди…
И Толя без особого желания, просто чтобы не спорить с бабушкой, надел курточку и, хлопнув дверью, вышел из дому.
На детской площадке играли дети. Но одни были младше Толи, другие старше ни с теми, ни с другими он, как говорится, не «контачил». И даже не глянул в ту сторону. А пошёл на задний двор, где стоял старый, покосившийся двухэтажный дом с выбитыми стёклами. Людей из него давно выселили, собирались снести, но почему-то не сносили. И он стоял, неудержимо привлекая вечной тайной покинутого жилья. По комнатам гулял ветер, вороша на полу обрывки каких-то старых газет и бумаг. На стенах таинственно шуршали ободранные обои и время от времени со звоном хлопала сорванная с петель форточка.
Детям категорически запрещалось даже подходить к этому дому, но как же здорово играть тут в прятки, в войну, в сыщиков-разбойников! Они прозвали его «старым замком». Сколько незабываемых часов провела тут их компания в то последнее лето перед школой! Эх, жаль, что они все теперь так заняты. Здорово было бы, если бы…
И вдруг Толя вспомнил, что сегодня на большой перемене Натали Приходько говорила, будто она вчера вечером слышала, как в подвале «старого замка» что-то мяукало. Посмотреть бы, но… ей же идти на французский, а потом на английский, не говоря уже про немецкий. Люся Гулина заахала и сказала, что ей, к сожалению, тоже надо на фигурное. «Подумаешь, мяукало, — сказал Крокодил Гена. — Помяукало-помяукало и перестало» — «Нет, надо бы, конечно, посмотреть: может, котёнок?…» — сказал Алик Паганини. Однако больше никто ничего не сказал, потому как переменка кончилась.
Толя подошел к «старому замку» и прислушался.
Тихо.
«Крокодил Гена был-таки, наверное, прав, — подумал он. Помяукало-помяукало и перестало». Но на всякий случай позвал:
— Кис-кис-кис!
И вдруг откуда-то снизу, из-под лестницы, послышалось слабое приглушённое мяукание. Узкая деревянная лестница на второй этаж начиналась сразу у дверей. За лестницей чернел большой квадратный вход в подвал. Крышка была оторвана и лежала в стороне.
Толя приблизился к чёрному квадрату и снова позвал:
— Кис-кис-кис!
В ответ — жалобное, отчаянное, поспешное:
— Мяу-мяуу-мяу!… Мяу! Мяууу…
Так мяукают, только взывая о помощи. Наверное, это был котёнок — такое слабое и бессильное было мяукание.
Толя наклонился.
Из подвала дохнул на него мокрый, гнилой холод. Где-то глубоко внизу, в чёрной, непроницаемой темноте, светились два маленьких зелёных глаза. Толя вздрогнул и отшатнулся. Котёнок, видимо, почувствовал его испуг и мяукнул коротко и безнадёжно:
— Мяу!
«Эх, ты! Он второй день в холодном сыром подвале пропадает, выбраться не может, а ты — боишься. В самом деле — ничтожество ты!
Никудышный!»
Будто не сам он себе, а кто-то благородный и мужественный говорил ему эти слова. Но как побороть, пересилить скользкий, холодный страх, который от живота расползается по всему телу и делает его немощным и бессильным? Как?
Тут никто не поможет. Никто. Только ты сам.
Котёнок снова мяукнул.
— Погоди! Я сейчас, сейчас… — дрожащим голосом тихо проговорил Толя и вялыми, непослушными ногами сделал шаг вперёд. Он видел только две первых ступеньки. И ступил на них. Шаг… ещё шаг… ещё…
— Ай!
Он не успел даже испугаться.
Он испугался, когда уже лежал внизу.
Хорошо, что под лестницей в подвале была куча тряпья — мешков, старых одеял и ещё какого-то барахла. Толя мягко упал на эту кучу и даже не ушибся.
Он взглянул вверх и увидел: лестницы в подвал не было, все ступеньки, кроме тех двух, вверху, были сломаны, выбиты. И тут Толя похолодел. Словно не на мягком тряпье он лежал, а на холодной льдине, в которую вмёрзло его тело.
Глаза постепенно привыкли к темноте. Он уже различал какие-то диковинные предметы. Странная лодка выплывает кормой из мрака (поломанная деревянная кровать), а на ней что-то рогатое (старый велосипед), а с другой стороны невообразимая гора поломанных стульев, сундуков и ещё чего-то совсем уже в темноте непонятного и неразличимого…
Он ахнул и отдёрнул руку — она натолкнулась на что-то живое и дрожащее.
— Мяу! — виновато мяукнул котёнок.
Толя осторожно протянул руку и привлёк котёнка к себе. Котёнок был не такой уж и маленький — среднего, а то и старшего кошачьего возраста. Но страшно худой, сплошные рёбра.
— Как же ты попал сюда? Котёнок замурлыкал, изгибая спину.
— Что же нам теперь делать? Как вылезти? А ну, постой…
Он старался на ощупь в темноте найти что-нибудь такое, что можно было бы подставить под лестницу и выкарабкаться. Но вскоре убедился, что ничего из этого не выйдет: до уцелевших ступенек было очень высоко.
Новая волна отчаяния охватила его.
Ну что он за неудачник такой!
Цыпочка с Гулиной где-то сейчас во Дворце спорта кренделя на льду выписывают. Крокодил Гена в бассейне баттерфляем, как бабочка, порхает. Алик Паганини какую-то рапсодию смычком вышивает. А он, ничтожество, в подвале… Они людьми станут. Фигуристами, чемпионами, лауреатами. Их по телевизору показывать будут. А он… хотел котёнка вытащить, да и то… Самого теперь вытаскивать нужно.
Толя не выдержал и заплакал.
Он редко плакал. И сейчас, плача, сам себя убеждал, что плачет не потому, что ему страшно, а потому, что ему жаль бабушку Марылю. Как же она, бедная, будет переживать, как будет волноваться, когда он не придёт домой!
Наверху послышались шаги.
Толя встрепенулся, хотел уже позвать на помощь, но в последний миг испугался, что это же его могут поднять на смех («Провалился, никудышник!»), но и не крикнуть уже было невозможно (полная грудь воздуха), и, сам не зная, как это у него вышло, он громко… мяукнул:
— Мяу!
Сверху ослепительно сверкнул свет электрического фонарика. Донёсся удивлённый голос:
— О! А ты как тут очутился?!
Отец Алика Паганини, Захар Власович Ивасюта, был самый высокий у них во дворе-два метра пять сантиметров. Ему не нужны были никакие лестницы. Он просто соскочил в подвал. Взял Толю и котёнка, выставил наверх, потом подтянулся на руках и вылез сам. Всё это заняло не больше чем полминуты.
