А утром она опять проснулась на ложе одна, и лишь в руке у неё был зажат кошелёк с десятью золотыми динарами, а на пальце сверкал перстень с чудесным изумрудом, зато сам шатёр был пуст и гол, и никакого убранства, ни столиков с яствами не было.
Рабыня молча вывела её, посадила в маленькую тележку, запряжённую ослом, махнула рукой, и осёл резво побежал, как будто сам знал дорогу к городу.
Отец, когда она дома рассказала всё без утайки, проклял её и выгнал из дому, и слёзы её матери и сестёр не смягчили его сердца, ибо стала дочь его пропащая и никому более не нужная, и выдать её замуж после всего случившегося не было никакой возможности.
Сама же она не плакала, поскольку не считала себя виноватой, и молча подчинилась воле жестокого отца. Кроме того, она верила, что её любимый не бросил её, насытившись ею, а обязательно её разыщет, и они снова будут вместе.
Преисполнившись решимости ждать его, сколько ни придётся, она за четыре золотых купила себе бедную лачугу на окраине города, один золотой потратила на всякую домашнюю утварь и посуду, а оставшиеся пять золотых спрятала понадёжней, потому что, хотя и прошло только три дня, она уже знала, что понесла, и что не пройдёт и года, как у неё родится ребёнок. Перстень же с изумрудом она решила не продавать никогда.
И стала она жить в своей лачуге, ничуть не жалея о случившемся. Осёл с тележкой тоже остались у неё и помогали ей зарабатывать на хлеб: она собирала и возила хворост на продажу.
Через девять лун родился у неё мальчик, которого она назвала Алладин, прекрасный, как сама луна на 14 день месяца, и продолжали они жить уже вдвоём в большой бедности, ибо оставшиеся деньги мать Алладина не решалась тратить, считая, что они могут понадобиться для более важных дел, чем еда.
Когда Алладин подрос и мог уже смотреть за скотом, ему пришлось пасти ослов и мулов, и он делал это хорошо, зная, что помогает матери. Кроме того, он вообще любил животных больше, чем людей, потому что люди бывали злы и часто обижали Алладина, а животные никогда этого не делали.
Когда Алладин стал уже подростком, он часто видел, как у ослов их отросток иногда вытягивался, становился всё больше и больше, свисая до самой земли, а потом вдруг приподнимался, твердел, и ослы при этом протяжно вопили. Если случалась поблизости ослица, они бежали к ней, и кричали, просились, и тёрлись об неё, и пытались запрыгнуть… Те же встречали их равнодушно и просто отходили в сторону.
Постепенно и собственный отросток стал донимать Алладина: он всё чаще выпрямлялся и приподнимал полу его халата, желая куда-то погрузиться, и это доставляло ему мучительное беспокойство.
Однажды ночью он не спал и увидел, как мать его, а она была ещё молода и красива телом, при тусклом свете очага совершает омовение, поливая себя из кувшина. И когда она низко наклонилась, он увидел, как округлился её зад и выпятилась овальная тёмная раковина. Тогда он понял, куда именно желает погрузиться его возбухший отросток, и страстно возжелал этого.
* * *
Всадник на белом коне, умчавший дочь медника и насладившийся её нетронутым цветком, был действительно принцем, любимым сыном падишаха той страны. Рос он в царском дворце, в холе и довольстве, и ни в чём не знал себе отказа. Когда стала у него расти борода и началось томление тела, падишах, заметивший это, сказал ему:
- Сын мой! Я с радостью открыл бы для тебя двери моего гарема, и ты бы сполна насладился ласками моих жён, но… но одна из них – твоя мать, а пророк Мухаммед запрещает нам такие ласки с матерью. Остальные жёны – её названные сёстры и, стало быть, твои тётки. Поэтому мой гарем будет закрыт для тебя. Но я отдам тебе свою прежнюю, самую любимую, наложницу Фатиму - ты её знаешь, девчонкой она нянчила тебя - и она станцует тебе свой танец страсти.
