Раздался свисток, извещавший о наступлении обеденного перерыва. Электрики остановили групповые моторы, натянутые ремни замедлили ход и безжизненно повисли над станками. Грохот прекратился, воцарилась непривычная тишина.
— Товарищи! — крикнула на весь зал одна из мастериц. — Давайте в красный уголок, на десятиминутку!
Неуютная комната, называемая красным уголком, была до отказа набита людьми. Ткачихи не торопясь занимали места на некрашеных скамьях. Мужчины — поммастера, шорники, монтеры, ремонтировщики, — вытирая на ходу запачканные машинным маслом руки и закуривая, толпились у дверей.
За длинным столом, покрытым зеленой скатертью, появилась Агафонова — председатель цехового комитета, — полная, с одутловатым лицом женщина лет сорока. По старой привычке ткачих она туго повязывала голову платком. Постучав карандашом о графин, Агафонова попросила соблюдать тишину и, когда разговоры умолкли, сказала, ни на кого не глядя:
— Мы с вами работаем плохо, товарищи! Плана декады опять не выполнили, хотя по сравнению с прошлой декадой сдвиг есть — дали на три процента больше… Давайте, товарищи, работать лучше. Нам нужно развернуть соцсоревнование и добиться лучших результатов… Про сбор членских взносов тоже забывать нельзя, наш цех задолжал триста двадцать рублей… Кто хочет выступить?
Желающих не оказалось. Даже так называемые штатные ораторы, заметив сидящих в последнем ряду главного инженера, плановика и незнакомого человека, не решились попросить слова.
После небольшой паузы заговорила опять Агафонова:
— Вот видите, товарищи, как у нас получается: по углам, в курилке — везде шепчемся, говорим о недостатках, а когда собираемся на десятиминутке, все молчат. Так не годится, товарищи. Нам нужно во всю ширь развернуть критику и самокритику, исправить недостатки и работать лучше…
— Говори, не говори — толк один: все равно к нашему голосу никто не прислушивается! — крикнула с места пожилая ткачиха.
— Чего зря говорить, словами работу не наладишь! Дайте нам основы и утка вдоволь, тогда и план будет, — сказала другая.
— Товарищи, товарищи! — Агафонова снова поступала карандашом по графину. — Давайте организованно: кто хочет слова, поднимите руки.
Никто руки не поднял.
— Что же это получается? Неужели так и разойдемся, не открыв прений? — Агафонова растерянно посмотрела на собравшихся.
— Мы только и знаем, что прения открываем и разговоры разговариваем, — громко сказал поммастера в рваной спецовке, — а вот насчет деталей думать некому. Дело до того дошло, что простых шестеренок не стало. Я спрашиваю: чем ремонтировать станки?
— Правильно! — Все на соплях держится! Посмотришь — и диву даешься, как еще работаем. Хозяина нет на фабрике, вот что я вам скажу! — добавил усатый ремонтник.
Ткачихи, сидящие в задних рядах, поднялись с мест и, ворча, что «зря у людей отнимают время», направились к выходу, за ними последовали остальные. Главный инженер украдкой поглядывал на нахмуренное лицо Власова. Ему было неловко. «Нужно же было именно сегодня собрать такое бестолковое совещание!..» Шустрицкий, привыкший к подобным сценам, равнодушно вертел в руке нанизанные друг на друга скрепки…
Когда красный уголок опустел, Агафонова достала из ящика стола толстую тетрадь и сделала запись: «19 сентября 1949 года в обеденный перерыв во второй смене проведена десятиминутка на производственные темы».
Конец длинного подвала, где в ряд стояли вечно кипящие красильные барки, рабочие в шутку называли «Африкой», а мокрую отделку, занимающую остальную часть подвала, — «Северным полюсом». Действительно, около красильных барок, над которыми постоянно клубился пар, было нестерпимо жарко, в мокрой же отделке холодно и сыро. Пар стлался по обширному помещению, превращаясь в густой туман, который обволакивал все кругом. Даже свет сильных электрических лампочек, висящих под потолком, не мог пробиться сквозь эту плотную завесу. Люди ходили по цеху, словно слепые, вытянув вперед руки.
Спустившись в подвал, Власов почувствовал, что сразу вспотел, рубашка намокла, неприятно прилипала к телу. Медленно продвигаясь вперед, он то и дело вытирал платком капли воды, падавшие с потолка ему на голову. «Черт возьми! И в этаком аду люди работают целую смену!.. Но почему же не включают вентилятор?» — подумал он и вдруг наскочил на тележку, нагруженную доверху мокрым товаром.
Увидев около тележки рабочего, Власов спросил, почему тот остановился.
— Колесо попало в выемку, напарник пошел звать людей на помощь, — ответил рабочий и негромко, словно про себя добавил: — Хоть бы полы починили! На каждом шагу выбоины, — разве по такому полу, да еще в темноте, этакую махину прокатишь?
