У меня было задание тебя, Владислав Геннадьевич, убрать. Большие деньги посулили за твою голову. И кончилось то путешествие для меня, как ты знаешь совсем хреново!

— Кто старое помянет — тому глаз вон! — миролюбиво отозвался Варяг и чокнулся с Сержантом. — Приехал меня убивать, а жизнь, видишь, такую загогулину нарисовала, что мы теперь с тобой как два сапога… Вот сидим, коньяк пьем вместе…

— Это так, — кивнул задумчиво Сержант, — у медали всегда две стороны. Кстати, ведь наше с тобой заочное знакомство началось как раз в Шереметьеве-один. — Вот видишь, Степан, а ты Шэ-один клеймишь почем зря.

— И то верно, — заметил Степан и, помотав головой, довольно крякнул. — Эх, хорош коньячок… Не разучились делать… Да, считай десять лет тому это было. Вернее, уже одиннадцать. Помнишь, в девяносто втором ты меня из Франции выдернул в тот лагерь под Тулой? Меня еще Ангел встречал…

— Ангел? — переспросил Варяг, нахмурившись. — Земля ему пухом. Серьезный был человек.

— Что есть, то есть, — поддержал Варяга Юрьев.

— Но я ведь, Степа, так всех деталей той истории и не знаю.

— Ну, тогда послушай, — подложив подушку под локоть и откинувшись к стенке купе, Сержант начал свой рассказ.

Глава 1

В аэропорту Шереметьево было, как всегда, многолюдно. Понятно: июль, разгар туристического сезона, время отпусков. Аэропортовская жизнь, слегка суетная и нервозная, текла здесь своим чередом, невзирая ни на что — словно не гигнулся в прошлом году великий и могучий Советский Союз, и Гайдар цены не отпустил, и хлебушек не подорожал в сто или тысячу раз, сейчас уж и не упомнишь… Пыхтя вонючими сигарами, степенно дефилировали у табло рослые толстяки с надменными лицами — явно заморские командировочные. Суетились многодетные мамаши в длинных балахонах и в надвинутых на глаза зеленых платках, и долговязые юнцы с неподъемными рюкзаками сонно жались друг к дружке в ожидании гида… Лавируя в толпе приезжих и встречающих, вертелись смутные субъекты в кожаных куртках, горячим шепотом предлагая недорогое «такси до центра»… Сотни людей с озабоченным видом сновали по тесному залу прилета, словно вертухаи во время лагерного шмона. Но на зоне хоть создается видимость порядка, а тут возникало ощущение, будто каждый носится без толку и без цели и только путается под ногами…

Ангел огляделся, всматриваясь в калейдоскоп лиц, и вздохнул: как его тут углядишь, в такой-то круговерти. Рядом с ним топтался здоровенный парень по кличке Вакула, его старый кореш и по совместительству шофер-телохранитель. С Вакулой они парились вместе в Башкирии, было это лет пять назад, откинулись с зоны почти одновременно, с интервалом в неделю, и с тех пор Ангел старался не терять связь с этим покладистым, всегда спокойным и даже внешне бесстрастным украинским парубком-здоровяком. Но Ангел знал: если Вакулу раззадорить или, не дай бог, огорчить, тот заводился с поло-борота и в такие минуты мог нанести обидчику серьезный урон. Ибо сила Вакулы была фантастической — он мог запросто вытянуть стальную подкову в прут, одним ударом кулака свалить быка-трехлетка. Украинская деревня с детства закалила Вакулу. И если бы не глупая драка на деревенских танцах, то, может, и стал бы хлопец каким-нибудь чемпионом Украины по боксу.

Ангел ухмыльнулся, вспомнив, как его поразило в первый раз внезапное превращение Вакулы из флегматичного увальня в разъяренного зверя, на которого и смотреть-то было страшно, не то что потянуть на него. Сам Ангел был тогда — в восемьдесят седьмом — смотрящим по зоне. Один из его быков, Теля, решил сдуру покуражиться над всегда молчаливым украинским пацаном, старавшимся держаться тихо, в сторонке, и сморозил Вакуле в лицо какую-то глупость, типа — пошутил над ним. Да не просек, чем это попахивает, вот и нарвался на Бакулины пудовые кулачищи. Потом Теля уже не пытался шутить, а главное, и быком не смог остаться при Ангеле: что-то там ему Вакула сломал или порвал в спине, так что шуткарь досиживал свой срок в инвалидах.

Ангел вновь усмехнулся и, оглянувшись на Вакулу, поймал взгляд бесстрастных, ничего не выражающих голубых глаз.

— Ну и где твой супермен? — пробасил Вакула. — Самолет из Ленинграда вроде уже час как приземлился? Может, в штаны наложил и раздумал прилетать?

— Ну это ты брось, брат! — покачал головой Ангел. — Варяг с кем попало якшаться не станет. Раз прислал человека, значит, будь уверен: специалист — первый класс. Не появился, значит, его что-то задержало, а может, осторожничает, смотрит, нас с тобой изучает. Варяг с ним лично договаривался. Ему сообщили, что встречать будут у выхода. Но он вроде как не торопится подходить. Давай-ка подымемся на второй этаж, поглядим, кто кого быстрее вычислит.

Пока неторопливо поднимались по лестнице, Ангел вспоминал, что ему удалось узнать о госте, которого попросил встретить Варяг. Вспоминать пришлось немногое: имя — Степан Юрьевич Юрьев, кличка Сержант, без малого двадцать лет прожил на Западе, где служил в Иностранном легионе, потом по воле судьбы попал в наемные снайперы, а снайпером он был с большой буквы. Поговаривали, что с самой большой. Сержант владел всеми видами стрелкового оружия — от пистолета до гранатомета, мог стрелять из любого положения, с любого расстояния, для него не существовало невыполнимых заказов. Хотя собственного мнения у Ангела на этот счет пока не было. С Сержантом он знаком не был, в деле его никогда не видел, потому мог только полагаться на имеющуюся скудную информацию и на отзывы Варяга. Но пока Ангелу этого было достаточно. Тем более что выписанный из-за бугра суперснайпер был русский. А это для Ангела значило чуть ли не больше всего остального.

Варяг с самого начала хотел сделать ставку на русского. Русскому ничего не надо объяснять: поставишь задачу, дашь аванс — и все. А для того непростого дела, ради которого пригласили закордонного гостя, это обстоятельство, считал Ангел, особенно важно…

— Так он из наших? — спросил Вакула.

— В каком смысле? Наш — не наш… Родом из России. Служил когда-то легавым в Ленинграде, дослужился до старшего лейтенанта, а потом не ужился с начальством и был уволен по «несоответствию». Обычное дело, начальнички хотели на молодого списать кое-какие свои грешки, да молодой попался принципиальный.