Genre:

В гранатовую гостиную, в тяжелые складки плюша, в бахрому с кистями входит Дмитрий Дмитриевич Винтиков и, положив треуголку на бамбуковый столик с перекрещенными ножками, целует руки дамам; грудь сверкает звездами, как мороз на окнах, как ветви умирающей ели, — звезды Шаха Персидского, Эмира Бухарского, Султанов Турецкого и Марокканского, Магараджи Индийского, президента Чилийского и много других. Остряки ищут среди них звезду Сиамских Близнецов.

За столом, на диване, студент в зеленом сюртуке при шпаге восторженно доказывает Полине Галактионовне Щепкиной, что наступит время, когда люди будут разъезжать в автомобильных экипажах, а лошадей станут показывать в зоологических садах; в Париже, в Булонском лесу, уже можно наблюдать такие прогулки довольно часто. Студента все называют Вовкой. Полина Галактионовна жеманно и недоверчиво смеется. Над ними, на гранатовых обоях, по обе стороны дивана, висят в дубовых рамочках портреты Коленьки Хохлова с матерью, а в середине, в тонком золоченом багете с закругленными углами, автотипия Сикстинской Мадонны.

Кухарка Настасья (в то время у Хохловых еще не было горничной) зажгла в столовой висячую лампу, подышав в стекло. Сюртуки, которых много было в темно-красной, коврово-плюшевой гостиной, перебирались один за другим в столовую. — С Новым годом, с Новым веком! — провозглашали гости, опрокидывая холодные, запотевшие рюмки.

— Бувайте здоровеньки, — шутил Коленькин отец, чокаясь.

— Спич! Спич! Спич!

Вовка произнес спич в честь победоносных шагов цивилизации, в честь электрического освещения и антидифтеритной прививки («Ваши буфы меня волнуют!» — успел он шепнуть Полине Галактионовне между двумя фразами), в честь автомобильного передвижения, операции аппендицита и живой фотографии.

— Жизнь — это цепь страданий! — сказала Полина Галактионовна, подумав об аппендиците.

— За здоровье преосвященного! — воскликнул Винтиков. — Слезами все равно не поможешь.

Пухлый младенец в полумаске, с римской цифрой ХХ в руке, порхал над розовым, как он сам, йоркширским окороком, над кильками и бутылками, над анекдотами Винтикова и городскими сплетнями, прыгал в черноту почтовых ящиков и странствовал на поздравительных открытках…

Nature morte:

Из столовой доносились в потемневшую гостиную шумные голоса, смех Полины Галактионовны, звон посуды. В гостиной покоились зимние сумерки. Треуголка Винтикова раскрывалась, как большая черная раковина, и в самом сердце ее, на атласной подкладке, серебрились буквы Д. и В. Фетровая треуголка с великолепной розеткой, отдыхавшая на плюшевом альбоме семейных фотографий, бамбуковый столик с фисташковой бахромой в помпончиках — на фоне гранатовых обоев — были, пожалуй, достойны того, чтобы их перенесли в таком сочетании в вечность.


5

Биография Коленькина отца, потомственного дворянина Ивана Павловича Хохлова, страстного любителя книги и обладателя крохотной библиотеки в полтораста корешков, составленной преимущественно из бесплатных приложений к «Ниве» (Шеллер-Михайлов, Мамин-Сибиряк, Гарин-Михайловский, Мельников-Печерский, Салтыков-Щедрин, Немирович-Данченко, Щепкина-Куперник…), такова:

В 80-х годах прошлого столетия за участие в студенческих беспорядках юрист Хохлов исключается из Московского университета. В следующем году он поступает на медицинский факультет в Казани, но вскоре его увольняют и оттуда. Физико-математическое отделение Харьковского университета. Организация подпольных рабочих кружков. Высылка из Харькова. Петербург, историко-филологический факультет. Арест за распространение крамольных идей, равно как и за проживание по подложным документам. Высылка по этапу в Одессу. Восемь месяцев казарм. Новороссийский университет. Арест за тайное сношение с моряками Черноморского флота. Тюрьма. Юрьевский университет. Арест. Снова Петербург, но уже не университет, а Петропавловская крепость, одиночная камера, ночные куранты.

Там Иван Павлович Хохлов отращивает широкую бороду и пишет удивительную книгу «О дружбе с пауками различных пород», которая, впрочем, остается неизданной. Проработав около двух лет над этой рукописью, полной тончайших наблюдений, а также сочинив несколько стихотворений о положительных сторонах одиночного заключения — Хохлов был несомненным лириком, — он по этапу отправляется на поселение в Сибирь и через семь месяцев пути прибывает в Якутск.