С трудом мы пошли дальше и на самой вершине, на другой стороне холма, увидели наконец ту, за которой гнались так долго: она сидела, как большая собака и была до такой степени изранена, что могла только страшно рычать и бить лапой воздух.
— Теперь моя очередь, старушка! — воскликнул Хиггс, выстрелил прямо в нее, стоя всего в пяти ярдах, и… промахнулся. Второй выстрел оказался удачнее, и она свалилась замертво.
— Теперь пойдем и снимем с нее шкуру, — сказал, ликуя, профессор. — Она сидела на мне, а я собираюсь много дней сидеть на ней
Мы принялись за дело, хотя мне, хорошо знавшему пустыню, совсем не нравилась погода, так что я предпочел бы оставить убитого зверя там, где он лежал, и поспешить в оазис. Работали мы долго, так как только я один был знаком с техникой снятия шкур с животных — операцией чрезвычайно неприятной при такой жаре.
Наконец мы окончили работу, перекинули шкуру через винтовку, чтобы ее можно было нести вдвоем, и освежились, выпив воды из фляги (я даже поймал профессора на том, что он смывал кровь с лица и мыл руки драгоценной влагой). Потом мы отправились в путь, будучи уверенными, что знаем дорогу, хотя в действительности никто из нас не имел понятия, в какой стороне находится лагерь. Впопыхах мы забыли захватить с собой компас, а солнце, по которому можно было ориентироваться в обычных обстоятельствах и к чему мы привыкли в пустыне, скрылось за той странной завесой, о которой я уже говорил.
Мы решили вернуться на вершину того песчаного холма, где убили львицу, а оттуда пойти по своим собственным следам. Казалось, это легко сделать, так как он находился от нас в полумиле, считали мы.
Однако, не без труда взобравшись на него, — львиная шкура была очень тяжела, — мы обнаружили, что это совсем не тот холм. Порассуждав и разобравшись, в чем ошибка, мы отправились к «нашему» холму, — но результат был все тот же.
Мы заблудились в пустыне!
Все дело в том, — изрек вдруг Хиггс с видом оракула, — что эти несчастные холмы похожи друг на друга, как две бисеринки в ожерелье мумии, и поэтому очень трудно различить их. Дайте мне флягу с водой, Адамс, мне смертельно хочется пить.
— Нет, — коротко ответил я, — вам еще больше захочется пить.
— Что вы хотите сказать? А! Понимаю. Но зеу разыщут нас или, в худшем случае, нам придется только подождать, пока выглянет солнце.
Он еще не кончил говорить, когда воздух внезапно наполнился странными поющими звуками, которые невозможно описать. Я знал, что они происходят от того, что бесчисленные миллионы песчинок трутся друг о друга. Мы обернулись, чтобы посмотреть, откуда несутся эти звуки, и увидели вдали с ужасающей быстротой несущееся на нас густое облако, впереди которого бежали, крутясь столбами и воронками, отдельные облака поменьше.
— Песчаная буря! — воскликнул Хиггс, и его цветущее лицо немного побледнело. — Дело скверное. Вот что значит встать не с той ноги! А во всем виноваты вы, Адамс! Ведь это вы стащили меня с постели сегодня ночью, несмотря на мои протесты (профессор несколько суеверен, и это особенно смешно в таком ученом человеке). Что же нам делать? Спрятаться под прикрытием холма, пока буря пройдет?
— Не надейтесь, что она пройдет так скоро. Не вижу ничего, что бы нам осталось делать, кроме как читать молитвы, — заметил Орм. — Похоже, что наша песенка спета, — прибавил он немного погодя. — Зато вы убили двух львов, Хиггс, а это уже кое-что.
— О, черт возьми! Можете умирать, если хотите, Оливер. Мир мало потеряет, но подумайте, какая это будет потеря, если что-нибудь случится со мной! Я вовсе не хочу, чтобы меня замела какая-то дурацкая песчаная буря. Я хочу жить, хочу написать книгу про Мур.
— И Хиггс погрозил кулаком надвигающимся облакам песка с настоящим благородным вызовом. Он напомнил мне Аякса, посылающего вызов молниям.
Тем временем я успел обдумать создавшееся положение.
— Слушайте, — сказал я, — единственная наша надежда — это остаться там, где мы находимся, потому что, если мы двинемся с места, нас немедленно же засыплет заживо. Смотрите, вот сравнительно твердое место, на которое мы можем лечь. — И я указал на гребень скалы, образовавшийся от слежавшегося песка. — Живо ложитесь, — продолжал я, — и накроемся львиной шкурой. Авось она не даст песку задушить нас. Торопитесь! Пора!
