Врешь, лентяй. На других указывать нечего. Оттого они и купцов, и бояр, и баб забирают, что знают, как их обходить, новые штуки придумывают. Вот приказный совсем новое колено сделал. И ты придумай. А то краюшку украл, хвалится. Вишь, хитрость какая! Обсыпай их сетями, в какую-нибудь да попадется. А как ты болтаешься да дал им ходу, – они, твои мужики, силу забрали. Стали уже и краюшки не жалеть. Если они такую повадку возьмут да еще баб научат, так они вовсе от рук отобьются. Придумывай. Растягивайся, как знаешь.
Не знаю, что и придумать. Отмени ты меня. Не могу больше.
Не можешь! Что ж я сам, что ли, за тебя работать пойду?
Не могу.
Не можешь? Погоди ж. Эй! давайте сюда прутьев, порите его! (Стражи хватают чертенка и секут его.)
Ой! ой! ой!
Придумал?
Ой! ой! не могу придумать.
Порите еще. (Секут.) Придумал?
Придумал, придумал!
Ну, рассказывай, что придумал?
Придумал такую штуку, что всех в свои руки заберу. Позволь только мне в работники к мужику наняться, а рассказать мне наперед дела нельзя.
Ну, ладно, только помни, что, если ты в три года краюшку не заслужишь, я в святой воде выкупаю тебя.
Через три года все мои будут.
Ну, хорошо. Через три года сам приду посмотреть.
Седьмая.
Сколько четвертей?
Верно 26 четвертей да на 27-ю седьмая мерка.
Не войдет вся, уж полно.
Разгреби хорошенько.
И то. (Уносит мерку.)
Теперь не скоро выйдет. Немножко рога расправить. (Рога расправляются.) Да разуться, а то при нем нельзя. (Вынимает ноги из сапог, видны копыта. Садится на порог).
Вот уж третий год идет. Приходит дело к расчету. Хлеба девать некуда. Только и осталось, что последнюю штуку научить. А тогда приходи сам старшой смотреть. Будет что показать. Заплатит он мне за краюшку.
Здорово!
Здорово!
Где хозяин?
Да пошел разгрести в закроме, не входит вся.
Эка благодать у хозяина твоего. И сыпать некуда. Мы и то дивимся все, какой у твоего хозяина второй год хлеб родится. Как будто ему кто сказывает. То, летось, сухой год – в болото посеял; у людей не родилось, а вы полно гумно наставили. Нынче мочливое лето – догадался же он на горах посеять. У людей попрел, а у вас обломный хлеб. И зерно-то, зерно!
Здорово, кум.
Здорово. Да вот толкую с работником твоим, как угадали вы, где посеять. Весь народ тебе завидует. Хлеба-то, хлеба что набрал. В десять лет не съешь.
Вот спасибо Потапу. (Показывает на работника.) Его счастье. Послал я его летом пахать, а он возьми да в болоте вспаши. Я его ругал. Да уговорил он меня посеять. Посеяли – и вышло к лучшему. А вот и нынче опять угадал, на горах посеял.
Да точно знает, какой год будет. Да, набрал же ты хлебца. (Молчание.) А я вот пришел к тебе осьминку ржицы попросить. Дошел весь, на лето отдам.
Что ж, возьми.
Не давай.
Будет толковать-то, бери.
Спасибо, сбегаю за мешком.
Всё не бросает старую повадку – дает. Не во всем меня слушает. Ну, дай срок, – перестанет скоро давать.
Отчего же доброму человеку не дать?
Дать-то – дашь, да назад не возьмешь. Долги давать – под гору кидать, а собирать – на гору вытягивать. Так-то старики говорят.
Не замай. Хлеба много.
Так что ж, что много?
Не то что до новины, а и на два года хватит. Куда же его?
Как куда? Да из хлеба из этого я тебе такое добро сделаю, что ты и целую жизнь радоваться будешь.
Что ж ты сделаешь?
Да питье сделаю. Такое питье, что если сил нет, силы прибавится; если есть хочется, сыт сделаешься. Если сон не берет, заснешь сейчас; если скучно, весело станет. Если заробел, смелости даст. Вот какое питье сделаю!
Врешь!
Вот то-то врешь! Так же не верил, как я тебе велел хлеб сначала в болоте, а потом на горах сеять. Теперь узнал. Так же и про питье узнаешь.
Да из чего же его делать будешь?
Да вот из самого из хлеба этого.
А не грех это будет?
Вона! Какой же тут грех? Всё на радость человеку дано.
И где ты, Потап, такого ума большого набрался? Смотрю я на тебя, человек ты не мудрененький, работящий. Вот два года живешь, ты и не разувался никак ни разу. А всё-то ты знаешь. Как ты до всего дошел?
Да бывал повсюду.
Так и силы от него, от питья-то, прибудет?
Вот увидишь, – всё от него хорошее.
Так как же делать-то будем?
Делать его не хитро, когда знаешь. Только надо котел достать да чугунов два.
А на вкус-то она приятная?
Сладкая, как мед. Отведаешь разок, ты с ней век не расстанешься.
Ой ли? Пойду к куму, у него котел был. Надо попытать.
Ну, хозяин, готово.
Вот штука-то! Из теста вода пошла. Что ж это ты воду прежде спускаешь?
Это не вода, это она самая и есть.
Что же светлая? Я думал, она будет красная, как пиво. А эта ровно вода.
Да ты понюхай дух-то.
Ух, духовитая! Ну-ка, ну-ка, как она во рту-то будет, дай отведать. (Рвет из рук.)
Погоди, прольешь. (Завертывает кран, сам пьет, пощелкивает языком.) Поспела! На, пей.
Ну-ка еще. С малости вкуса не разберешь.
Аль полюбилось? (Наливает еще.)
Ну, штука! Надо бабу позвать. Эй, Марья, иди. Готова! Иди, иди, что ль!
Ну, чего? Что орешь?
Да ты вот отведай, чего мы накурили. (Подает.) Понюхай, чем пахнет.
Вишь ты!
Пей!
Как бы чего от нее не было?
Пей, дура!
И то хороша!
То-то хороша. Да ты погоди, что будет. Потап сказывал, что от нее вся усталь из тела выходит. Молодые старыми сделаются… то, бишь, старые молодыми сделаются. Вот я всего два стаканчика выпил, и то все кости расправились. (Куражится.) Видишь? Погоди, мы с тобой, как каждый день ее пить станем, опять молодые будем. Ну, Машенька! (Обнимает ее.)
Ну тебя! Ты и то одурел от нее.
А, то-то! Говорила, что мы с Потапом хлеб губим, а мы какую штуку спроворили. А? Говори, хороша?
Да как же не хороша, коли старых на молодых переделывает. Вишь ты какой веселый стал! И мне весело стало. Подтягивай! И… и… и… (Поет.)
То-то. Все молодые, все веселые будем.
Надо свекровь звать, а то она всё ругается да скучает. И ее переделать. Она помолодеет, добрее будет.
Зови мать, зови сюда. Эй, ты, Машка! Беги, бабку зови да и деду вели итти. Скажи, я велю, чтобы слезал с печи. Что он валяется! Молодым сделаем. Ну, живо! Чтобы одна нога здесь, другая там. Стреляй! (Девчонка бежит.)
Ну-ка еще по стаканчику!
То сверху помолодила, в языке, потом в руки прошла. Теперь до ног дошла. Чую, ноги помолодели. Вишь, сами пошли. (Начинает выплясывать.)
Ну-ка, ты мастер, Потапушка, заиграй! (Потап берет балалайку, играет. Мужик и баба пляшут.)
Заплатишь мне за краюшку; готовы молодцы – не отвертятся. Пускай посмотрит.
Что вы, очумели, что ли? Люди работают, а они плясать.
Их, их, их! (Припевает.) Согрешила перед Богом. Один Бог без грехов!
Ах, ты, паскудница! Печь не убрана, а она плясать!
Ты, матушка, погоди. Что у нас тут сделалось! Старых на молодых переделываем. Вот, на! Выпей только! (Подает.)
Воды-то и в колодце много. (Нюхает.) Чего же ты туда напустил? Вишь, дух-то какой!
Да ты выпей!
Ишь ты! А не помрешь от нее?
Вовсе оживешь. Совсем молодая станешь.
Ну! (Пьет.) А хороша! Лучше пива. Ну-ка, батюшка, покушай и ты.
Оставьте его. А вот бабушке еще стаканчик надо. (Подносит бабушке.)
Как бы чего не сделалось? Ой, жжет она! А тянет.
Выпей. Почуешь, как она по жилам пойдет.
Ну уж, видно, попытать. (Выпивает.)
Что, дошла до ног-то?
И то доходит. Вот она, тута! И то легость от нее. Ну-ка еще! (Выпивает еще.) Важно! И то совсем молодая стала.
Я тебе и говорил.
Эх, старика моего нет! Поглядел бы он еще разок, какая я молодая была.
Разве так пляшут? Я вот покажу. (Пляшет.) Вот как. Еще этак да вот так. Видали?
Что ж ты это, злодей, наделал? Добро такое упустил! Ах, ты, старый хрен! (Толкает его и подставляет стакан.) Всё упустил.
Зло это, не добро. Хлеб тебе Бог зародил себя и людей кормить, а ты его на дьявольское питье перегнал. Не будет от этого добра. Брось ты эти дела. А то пропадешь и людей погубишь! Это, думаешь, питье? Это – огонь, сожжет он тебя.
Хлеба много, девать некуда, а вкус-то уж он в нем разобрал. Теперь опять накурили и в бочку слили и от людей спрятали. Даром поить людей не будем. А кого нам нужно, того попоим. Нынче вот я научил его стариков-мироедов позвать, попоить их, чтобы они его от деда отделили, ничего бы деду не дали. Нынче и срок мой вышел, три года прошло, и дело мое готово. Пускай сам старшой приходит смотреть. Не стыдно и ему показать.
Ну, нынче срок! Заслужил ли краюшку? Я тебе обещал притти сам посмотреть. Обротал мужика?
Обротал совсем. Сам посуди. Сейчас вот сюда соберутся. Садись в печку, смотри, что они делать будут. Останешься доволен.
Посмотрим.
Что ж, много еще питья наделал?
Да накурили сколько нужно. Что ж добру даром пропадать?
И хороша удалась?
Еще лучше той.
И где ты научился?
По свету ходишь – всему научишься.
Так, так – дошлый.
Кушайте! (Баба подносит.)
Просим милости!
Будьте здоровы. Ах, хорошо! по суставам пошло! ну, питье!
Смотри теперь, что будет. Я бабе ногу подставлю, она прольет стакан. То он краюшки не пожалел, – посмотри теперь, что за стаканчик вина будет.
Ну, баба, наливай еще, подноси чередом: куму, а потом дяде Михайле.
Ай, батюшки, пролила! И тебя же тут нелегкая принесла!
Экая косолапая чертовка! Сама как безрукая, а на людей говоришь. Ишь, добро какое на пол льешь!
Да ведь ненароком.
То-то ненароком. Вот дай встану, я те научу, как вино наземь лить. (На работника.) Да и ты, проклятый, около стола чего вертишься? Иди ты к чорту!
Видишь: то последнюю краюшку не пожалел, а теперь за стаканчик чуть жену не прибил и меня к тебе, к чорту, послал.
Хорошо, очень хорошо. Хвалю!
Погоди еще. Дай они всю бутыль выпьют – посмотри, то ли еще будет. И теперь гладкие слова, масляные, говорят, а вот сейчас так начнут друг к дружке подольщаться, что все, как лисицы, хитрые сделаются.
Так как же, старички, как же вы мое дело рассудите? Жил у меня дед, кормил я его, кормил, а он теперь сошел к дяде и хочет свою часть дома взять – дяде отдать. Рассудите, как лучше. Вы люди умные. Без вас мы как без головы. Уж против вас во всей деревне нет людей. Вот хоть бы Иван Федотыч, ведь и люди говорят, что первый человек. А я тебе, Иван Федотыч, правду говорю: больше отца-матери люблю. А Михайла Степаныч – старинный друг.
С хорошим человеком и говорить хорошо, – ума наберешься. Так-то с тобой. Ведь против тебя не найдешь человека.
Потому умный и ласковый; за то и люблю.
Уж как я тебя жалею, что и слов нет. Я нынче бабе говорю.
Дружок, истинно дружок.
Видишь! Всё врут. Как врозь, так друг дружку ругают. А теперь видишь, как подмасливают, как лисицы хвостами виляют. А всё от питья.
Хорошо питье! Очень хорошо. Коли они так врать будут, все наши будут. Хорошо, хвалю.
Погоди, дай другую бутыль выпьют, то ли еще будет.
Кушайте на здоровье.
Не много ли будет? Будьте здоровы! (Пьет.) С хорошим человеком и выпить лестно.
Нельзя не выпить. Будьте здоровы, хозяин с хозяюшкой!
Дружки! здравствуйте!
Вот так брага! Гуляй! Всё сделаем. Потому во всём моя воля.
Твоя-то – не твоя, а как постарше тебя скажут.
Старше да глупее. Поди ты корове под хвост.
Чего ругаешься? Эх ты, дура!
Он верно говорит. Потому хозяин нас угощает не спроста. Ему дело нужно. Дело можно рассудить. Только ты угости. Почет сделай. Потому я тебе нужен, а не ты мне. Ты кто? Ты свинье брат.
Сам съешь. Что горло-то дерешь? Не видали, что ли? Жрать-то вы все здоровы.
Ты что гордыбачишь? Вот я те нос-то поправлю на сторону.
Кто кого?
Эка невидаль! Ну те к чорту! Не хочу с тобой говорить, уйду.
Да ты что компанию расстраиваешь?
Пусти! Свисну!
Не пущу! Какую ты имеешь праву?
А вот какую! (Бьет.)
Заступитесь!
Потому, значит, гу.....ляем!
Всё я могу!
Давай еще!
Давай еще бутыль!
Теперь видел? Заговорила в них волчья кровь. Как волки, все злы сделались.
Хорошо питье! Хвалю.
Погоди. Дай еще 3-ю бутыль выпьют, то ли еще будет.
Ах, грехи, грехи! Чего еще нужно? Будни работай, пришел праздник – помойся, сбрую оправь, отдохни, с семейными посиди, поди на улицу к старикам, общественное дело посуди. А молод – что ж, и поиграй! Вон хорошо играют, смотреть весело. Честно, хорошо. (Крик в избе.) А то это что? Только людей смущают да чертей радуют. А всё от жиру!
Брось, дядя Карп, что ты!
Уйти надо на проулок. А то какая же тут игра!
Что, взял? Всё мне старики обещали присудить. Тебе вот что! На, выкуси. Всё мне отдали, тебе ничего. Вот они скажут.
Потому я всю правду могу рассудить.
Я всякого переспорю, потому я сам с усам!
Друг! дружок, дружочек!
Ходи изба, ходи печь, хозяюшке негде лечь! Гуляем!