— А как вы путешествуете через их земли? — спросил я. — Я имею в виду, когда портятся отношения?
— Как бы они не портились, до препон путникам никогда не доходит, — вмешался Сигар. — Не забывай, что мы — один народ! Кроме того, вдоль всего южного побережья материка идет южный тракт, который считается общей собственностью всех саев. Такой же тракт вдоль северного побережья уже разбит на три части. Но на севере живет мало народа, да и берега там во многих местах не годятся для мореплавания: одни камни, скалы и отмели. А горы не у одних только Дарминов. От нашей столицы к Игримским горам идет восточный горный тракт. Только в нашей части гор ничего, кроме олова и серебра, нет. Это Гардары в своей части Радомских гор добывают золото и изумруды.
— Интересно получается, — задумался я. — Материк совсем небольшой, а на нем в достатке есть все необходимые вам руды.
— Бог позаботился, — как о чем–то само собой разумеющимся сказал Сигар. — А иначе как жить?
— Действительно, — согласился я. — Было бы странно, не побеспокойся он о своем народе. Продолжай, Лара.
— Герцога и главу рода зовут Орин. Ему всего тридцать восемь лет. Его жена Ортия на три года младше. В семье трое детей: двенадцатилетний сын Салей и две дочери.
— А почему не представляешь дочерей? — спросил я.
— Кому интересны девушки? — мотнула она головой. — Но если тебе интересно… Младшей Даре шестнадцать лет, а старшей Оле — восемнадцать. Только имей в виду, что у нас между герцогскими родами браки не приняты. Бароны в приграничных землях, бывает, породнятся, а уже графам такое запрещено.
— А что с отцом герцога? — не понял я. — Умер или сам все отдал сыну?
— Ни то, ни другое, — ответил мне Сигар. — Он сошел с ума. Причем это не фантазии сына, потому что его невменяемость подтвердил совет графов. Бывшего герцога отвезли в отдаленное имение и там охраняют. Говорят, что его жена после этого перессорилась с родственниками и уехала к мужу.
— У него много воинов? — задал я последний вопрос по семье Дарминов.
— Не больше, чем у других, — ответил Сигар. — У самого герцога стража и гвардия, ну и дружины его графов и баронов. Если собрать всех, тысяч пять наберется. Есть еще стража в городах, но ее за ворота не выгонишь.
— И у нас столько же воинов? — удивился я. — Чего–то я в вашей жизни все–таки не понимаю. Может мне кто–нибудь объяснить, какие привилегии дает сан Повелителя?
— Каждый из герцогов обязан выделять в его казну десятую часть доходов на общие нужды, — начал перечислять Сигар. — Это в первую очередь войско. Даже не знаю, было ли оно когда–нибудь у Повелителей.
— Это уже лучше, — сказал я. — Доходы — это я понимаю. Значит, герцоги платят деньги, и все они оседают в нашей казне. Теперь ответьте на вопрос: а они там нужны?
— Золотом забиты все хранилища, — мрачно сказал Сигар. — Ты прав в том, что в подобном накоплении нет смысла. Нам свое золото некуда тратить.
— А что еще, кроме золота?
— В годину бедствий, — продолжил он. — Повелитель ведет свой народ…
— Пока бедствий нет и вроде не предвидится, — прервал я его. — Или есть что–то, чего я не знаю?
— Честь… — начал Сигар.
— С честью все ясно, а что еще?
— Повелителю не может отказать ни одна женщина, — неуверенно сказала Лара. — По крайней мере, так было раньше…
Наверное, это была все–таки истерика. Я так ржал, что упал с кровати и зашиб колено о каменный пол.
— Ну вас! — отдышавшись, сказал я оторопевшим собеседникам. — Чуть не сдох! И нога теперь будет болеть. Надо будет распорядиться, чтобы возле кровати на полу постелили ковер.
— Ты меня неправильно понял! — возмущенно сказала принцесса. — В обычае говорится не обо всех женщинах, а только о незамужних!
— Это многое меняет, — согласился я. — Послушайте, что я вам скажу. Ваши обычаи, по крайней мере те, о которых мне известно, это анахронизм. В вашем языке такого слова нет, поэтому я его поясню. Ни один обычай не появляется просто так, все они являются результатом жизни народа в каких–то условиях. Прошли сотни и тысячи лет, и эти условия полностью изменились. Не изменились только вы и ваши обычаи, в которых сейчас нет никакого смысла.
— Может быть, ты в чем–то и прав, — сказал Сигар. — Но это наша жизнь, и она нас полностью устраивает. А ты еще знаешь слишком мало, чтобы судить.
— Скоро узнаю больше, — ответил я. — Но я уже сейчас вижу, что в вашей жизни нет движения. Вы рождаетесь, вырастаете и умираете, оставляя после себя потомство, для которого ничего не меняется, или меняется так мало, что об этом можно не упоминать. Тысячу лет назад вы появились на этом материке с уже сложившимися обычаями и какой–то историей.
— Жрецы учат иному, — предостерегающе сказал Сигар. — Не стоит подвергать сомнению догмы веры. У нас не слишком религиозный народ, во всяком случае, в городах, но жрецы будут недовольны, а у них достаточно возможностей показать свое недовольство даже сыну Повелителя, тем более младшему.
— Я это приму к сведению, — пообещал я. — Я пока не выступаю перед народом, а говорю только вам двоим. Народы, как и их обычаи, не возникают в одночасье. Ваши предки, несомненно, где–то жили, откуда и были кем–то переселены сюда. Интересно, никто никогда не задумывался, для чего это было сделано?
— Такие мысли не поощряются, — сказал Сигар. — Давай ты больше узнаешь о нашей жизни, а потом будешь думать. А поговорить о твоих мыслях я советую с Зантором. Старик очень много знает, любопытен и любит почесать языком. Только пусть он перед такими разговорами проверяется магией. Нам для полного счастья не хватало только неприятностей со жрецами.
— Давайте я лучше расскажу о Гардарах? — предложила Лара.
— В другой раз расскажешь, — оборвал ее Учитель. — Посмотри на часы. Порядочным девушкам в это время уже нужно быть в постели, причем в своей. Пошли, я тебя провожу.
Они ушли, а я сходил в свой совмещенный санузел, лег в кровать и задумался. Действительно, чего ради я прицепился к Учителю с вопросами о смысле жизни? Все началось с того, что я убедился в полной бессмысленности этой их борьбы за трон Повелителя. По сути, победитель не получает ничего, кроме утоления честолюбия. Ну и что? В чем–то это сродни нашему спорту, только не нынешнему профессиональному, а тому любительскому, который когда–то был в СССР. Ведь многие тоже всю жизнь отдавали для того чтобы мгновения постоять на заветном месте чемпиона. И наверняка эта борьба придает смысл жизни многим дворянам. И при смене власти одни что–то теряют, а другие, наоборот, приобретают. На Земле дворянство тоже играло в такие игры сотни лет. Зацепило меня другое. Даже с моими куцыми знаниями местной жизни было видно, что эльфы или совсем не развиваются, или следы их развития нужно отыскивать с увеличительным стеклом. На Земле такое тоже бывало, но там всегда были соседи, которые рано или поздно заставляли консерваторов менять обычаи и шевелиться. Хорошим примером такого могла быть Япония. Но здесь в соседях были только динозавры, которые на роль ускорителя прогресса не годились. Или я все–таки неправ? Сейчас всех тварей что–то сдерживает, а если этот невидимый барьер пропадет? Ладно, Сигар прав: я еще слишком мало знаю, чтобы поднимать вопросы о смысле жизни эльфов, поэтому не буду ломать себе голову и подожду результатов работы Зантора. С этой мыслью я и уснул.
