— Хемфилл, — остудила его пыл Мария, желая вернуть к более насущным проблемам, — сколько веков этим картам? Какой район Галактики они отображают? А может, и вовсе какой-то другой Галактики? Разве дано нам это узнать?

Хемфилл подрастерял часть своего энтузиазма.

— Ну, как бы то ни было, это дает шанс выследить их; эту информацию мы должны сберечь. Он должен отвести меня к так называемому стратегическому ядру, — Хемфилл указал на Доброжила, — затем можно будет просто сидеть сложа руки и ждать боевые корабли или, скажем, покинуть эту чертову железяку на катере.

— Да, но он в замешательстве. — Мария погладила Доброжила по руке, словно утешая ребенка. — Разве может быть иначе?

— Конечно. — Хемфилл помолчал, оценивая ситуацию. — Вы с ним управляетесь куда лучше, чем я. — Потом, не дождавшись ответа, продолжал: — Вообще-то вы женщина, а он с виду здоровый молодой мужчина. Утешайте его, если хотите, но вы обязаны каким-то образом убедить его помочь мне. От этого зависит все. — Он снова обернулся к сцене, не в силах оторваться от карт. — Прогуляйтесь немного, потолкуйте с ним, но далеко не забредайте.

А что еще остается? Мария повела Доброжила прочь из театра под неумолчное щелканье и улюлюканье покойника на сцене, каталогизирующего тысячи своих солнц.

Слишком уж много всего произошло, слишком уж много всего продолжало происходить, и пребывание рядом со зложитью вдруг стало для него совершенно непереносимо. Доброжил внезапно отпрянул от женщины, ринулся бежать прочь по коридорам, туда, где прятался от возникавших ниоткуда диковинных страхов, когда был маленьким, — в помещение, где корабль всегда мог видеть и слышать его и готов был поговорить с ним.

Он предстал пред оком корабля в комнате-которая-сжалась. Он называл ее так, потому что отчетливо помнил, как она была больше, а сканеры и громкоговорители корабля находились выше его макушки. Конечно, Доброжил понимал, что на самом деле причиной изменений стал его физический рост, но это помещение стало для него особым, прочно отождествившись с едой, сном и уютным теплом.

— Я слушал эложитей и показывал им разные вещи, — доложил он, заранее пугаясь наказания.

— Мне известно об этом, Доброжил, ведь я наблюдал. Эти вещи стали частью моего эксперимента.

Какая радость и облегчение! Корабль ничего не сказал о наказании, хотя и знает, что слова и действия зложитей поколебали и смешали мысли Доброжила. Он даже начал подумывать, не показать ли мужчине Хемфиллу стратегическое ядро, тем самым раз и навсегда положив коней любым наказаниям.

— Они хотели, чтобы я... хотели, чтобы я...

— Я наблюдал. Я слушал. Мужчина несгибаем и зол, сильно мотивирован на борьбу против меня. Я должен постичь подобных ему, ибо они причиняют большинство повреждений. Его следует испытать до предела, вплоть до уничтожения. Он совершенно свободно ходит внутри меня и потому не считает себя пленником. Это важно.

Стащив с себя надоевший скафандр — сюда зложитей корабль не допустит, — Доброжил опустился на пол, охватив руками основание сканерно-громкоговорительной консоли. Однажды, давным-давно, корабль дал ему вещь, в руках становившуюся теплой и мягкой... он закрыл глаза и сонным голосом спросил:

— Какие будут приказания? — как всегда, здесь, в этой комнате, ощутив надежность и уют.

— Во-первых, не говорить зложитям об этих приказаниях. Далее, делать все, что велит тебе этот человек Хемфилл. Он не причинит мне никакого вреда.

— У него бомба.

— Я наблюдал за его приближением и обезвредил бомбу еще до того, как он проник в меня, чтобы напасть изнутри. Его пистолет серьезного вреда мне не причинит. Неужели ты думаешь, что зложить способен одолеть меня?

— Нет. — Успокоившийся Доброжил улыбнулся и устроился поудобнее. — Расскажи мне о моих родителях.

Он слышал эту историю тысячи раз, но никогда не уставал слушать ее снова и снова.

— Твои родители были добрыми, они отдали себя мне. Затем, во время великой битвы, зложити убили их. Зложити ненавидели их, как ненавидят меня. Когда они говорят, что они такие же, как ты, они лгут, пуская в ход присущую всякой зложити коварную неправду.

Но твои родители были добрыми, и оба дали мне по частичке своих организмов, и из этих частичек я сделал тебя. Зложити уничтожили твоих родителей целиком, иначе я бы сохранил хотя бы их нефункционирующие оболочки, чтобы ты мог их осмотреть. Это было бы к добру.