Пещеру мы тщательно обследовали в скафандрах высшей защиты, но ничего интересного и тем более подозрительного не обнаружили. Азарию, когда он поправился, было запрещено принимать участие в полевых поездках. Для себя я решил, что Азарий — натура увлекающаяся, очень импульсивная, у него эмоции нередко опережали логику и трезвое суждение ученого — просто надорвался в здешних нелегких условиях, тем более что работал он очень много. Наш главный медик, — Бардов снова указал на Мака, — поначалу тоже соглашался со мной, объясняя “казус Азария” нервным перенапряжением. Однако вскоре, а точнее, за тридцать три дня до прилета “Ветра времени” история повторилась.
На этот раз совершенно в ином месте — на главном нашем космодроме, где садились и откуда взлетали все земные корабли. Там жертвами… гм… галлюцинации… стали сразу три участника марсовки. Ни один из них не был в каньоне Копрат, и что произошло с Азарием, то есть о его… заболевании, как мы все полагали, они слышали с его слов. Когда это началось с ними, они все находились в диспетчерском бункере. Они сразу поняли, в чем дело, но само явление так их заинтересовало, что вначале они пренебрегли опасностью. Только когда один из них почувствовал себя плохо, они покинули бункер, однако галлюцинация не прекратилась. Фантом оказался в том же месте, где они увидели его через окно бункера. Я говорю “фантом”, хотя все они утверждают, что воспринималось это как вполне реальный объект… Их показания сходятся вплоть до деталей.
Погнали вездеход сюда, на Базу. Отъехав несколько километров, развернулись. Фантом уже исчез. Посадочная плита была пуста.
Профессор Бардов замолчал и задумчиво потер переносицу.
— Значит, в этом случае фантом наблюдался на посадочной плите космодрома? — уточнил Геворг.
— В самом центре плиты, в полукилометре от бункера и вездехода.
— Так что все-таки это было?
— Как это ни покажется вам странным, во всех случаях одно и тоже, — Бардов выделил последние слова, — высокий каменный портик с квадратными колоннами, поддерживающими массивный нависающий свод. В глубине за колоннами портика — ярко освещенный зал или какая-то площадь, заполненная множеством живых существ в ярких одеяниях. Между колоннами портика появлялась высокая фигура в длинном фиолетово-алом плаще или мантии и делала руками призывные знаки…
— Человеческая фигура? — снова уточнил Геворг.
— С того расстояния, на котором находились наблюдатели, она воспринималась как человеческая, так же как и существа в глубине.
— А фантом в пещере?
— Я же сказал, во всех случаях одно и то же.
— Не понимаю, — Геворг пожал плечами, — как в тесном пространстве пещеры?..
— В пещере словно бы приоткрывалось окно, — пояснил Мак. — Азарий говорил: “Как окно в иной мир”… Там тоже был портик с колоннами и все остальное… Азарий наблюдал это трижды. В редкие минуты просветления он несколько раз подробно пересказывал мне картину…
— Почему трижды? — спросил Кирилл. — Профессор говорил о двух… галлюцинациях Азария Горбунова.
— Три, — кивнул Бардов. — К сожалению, три. За ним не усмотрели. Узнав о фантоме на плите космодрома, Азарий, в нарушение моего запрета, сбежал и один поехал на космодром. Мы спохватились слишком поздно… Погоня обнаружила вездеход в центре посадочной плиты космодрома. Передняя часть машины была расплющена, словно машина врезалась в какое-то препятствие. Мотор не работал, а Азарий лежал в глубине грузового отсека. Его, видимо, отбросило при столкновении вездехода с чем-то. Когда его удалось привести в сознание, он сказал, что на космодроме увидел то же, что в пещере. Он попытался проскочить между колоннами портика и дальше ничего не помнит.
— Ну, а еще ваши “призраки” появлялись? — поинтересовался Геворг. В вопросе физика прозвучала плохо скрываемая ирония.
Бардов задумчиво погладил пышную бороду:
— Больше нет… У нас их больше никто не видел. Тем не менее мы сочли необходимым посадить “Ветер времени” в другом месте.
— А на главном космодроме кто-нибудь еще бывал? — вопрос прозвучал невинно, но в глазах Геворга Кирилл прочитал откровенную насмешку.
— Бывали. — Бардов продолжал поглаживать бороду. — Там установлено регулярное наблюдение. Кроме того, из диспетчерского бункера автоматически велась киносъемка.
— И что же?
— Ничего. На кинокадрах посадочная плита пуста, и в ее окрестностях ничего подозрительного не возникало.
— Вполне естественно, — усмехнулся Геворг, — давно известно, что призраки, привидения, вампиры и прочая нечисть на кино- и фотопленке не фиксируются.
— Относительно призраков не знаю, — спокойно заметил Бардов, — не приходилось ими заниматься. Но миражи, коллега, удается сфотографировать. Кстати, тут на Марсе миражи не редкость.
— Вы хотите сказать… — начал Геворг.
— Нет, я сказал все, что хотел. Прошу еще вопросы, если они есть?
— Остается ли на пятую смену кто-нибудь из числа наблюдавших… “Фантом Азария”? — спросил Кирилл.
— “Фантом Азария”, — задумчиво повторил Бардов. — Неплохо… Можно принять это в качестве названия проблемы. “Казус Азария” мне не очень нравилось… В нем что-то от терминологии юристов… Нет, коллега, никто не остается. Все-таки у нас нет стопроцентной уверенности, что это не заболевание.
— Интересно, а что думает по этому поводу главный медик четвертой смены? — спросил Геворг.
— Разрешите? — Мак взглянул на Бардова.
— Разумеется, коллега.
— Это не заболевание в общепринятом значении слова, — начал Мак, — это ранение… Если хотите, травма, наносимая мозгу каким-то еще неизвестным нам явлением, скорее всего излучением, связанным с возникновением фантома. Думаю, даже уверен, что мы еще столкнемся с ним. Среди многих загадок Красной планеты эта представляется одной из наиболее интересных и, пожалуй, наиболее опасных… Я полностью согласен с нашим шефом, что ей следует посвятить максимум внимания.
— Можно еще один вопросик? — поднял руку Геворг.
— Попробуйте, — кивнул Бардов.
— А о наших соседях из Западного полушария никто не думал? Наступило длительное молчание.
— Нет, почему же, думали, — сказал наконец Бардов. — Они попросили захватить на Землю одного парня из их смены. Он болен два месяца, а их корабль появится тут через год… Судя по тому, что сказал мне профессор Джикс, их босс, у этого парня — его завтра привезут к нам — те же симптомы, что у Азария…
На следующее утро в кабине Кирилла раздался мелодичный сигнал внутреннего телефона. Личные помещения “марсовщиков” на главной Базе назывались кабинами. Размер кабин был стандартный — два с половиной метра на три с половиной при двух с четвертью метра высоты. Рядом — туалет и душевая — одна на две кабины. Соседом Кирилла оказался Сергей, радист и радиоастроном новой смены; он с момента их прибытия на Базу не вылезал из центральной радиорубки. В каждой кабине имелась койка, днем превращаемая в диван, стол для работы, кресло, стенной шкаф и стеллаж для книг. Над столом — телевизионный экран, телефон и небольшой пульт управления с регулятором кондиционера, пылесоса, освещающих устройств, часами и указателем внутренней и наружной температур, силы и направления ветра, уровня радиации.
