Сначала он шел не спеша, ощущая свое полнейшее превосходство над аборигенами, над которыми он возвышался, как башня. Самые рослые едва доставали ему до пояса. Потом в душу стало закрадываться какое-то беспокойство. Чего-то не было в этих бетонных каньонах. Безотчетная тревога заставила ускорить шаги. Туземцы обтекали его с обеих сторон, никто не глядел на него, никто, казалось, его вообще не замечал. Но когда он нервно обернулся назад, то увидел несколько десятков поспешно отворачивающихся от его спины голов и уводимых в сторону взглядов. Он вдруг понял, что его угнетало. Тишина. Все шли по своим делам, порознь и группами, и все молчали. Ни слова, ни возгласа, ни смеха. Шелест мягких шагов и шуршание проезжающих эмнибусов.
Хоса был человек тертый и видел виды. Самор был не первой его планетой и, как истинный профессионал, Хоса всегда работал в одиночку и не пользовался никакими иными транспортными средствами, кроме собственных ног. И здесь, и на других планетах, странствуя по диким местам, среди первобытных племен, он всегда чувствовал себя как дома. Главным его оружием была абсолютная уверенность в себе. Бластер он, конечно, тоже носил с собой, но в ход еще ни разу не пускал.
И вот внезапно, сейчас и здесь, в городе, построенном людьми, он всей шкурой ощутил, что этот мир ему чужой. Местное светило, меньшее по размеру, чем Солнце, но зато более яркое и белое, поднялось уже довольно высоко, но все еще было утро, и на зеленоватом небе застыли перламутровые прожилки перистых облаков, и густые, черные тени ложились на асфалитовые плиты от маленьких молчащих фигурок с потупленными взорами. Кроме него самого, вокруг не видно было ни одного землянина.
Эцера Хоса шел быстрым шагом, почти бежал. Замедлил ход, лишь выйдя на площадь, бывшую когда-то центром поселка. Теперь уже историческим центром. Здесь, слава богу, ничего не изменилось. И трехэтажное здание «гранд»-отеля, бывшее еще два года назад самым высоким в поселке (не считая, конечно, башен космопорта и управления), и стилизованный под «Дикий Запад» салун «Джо Барликорн», и лавки туземных сувениров, и стереовизион «Галакси» — все было на месте. Тут веяло милым сердцу патриархальным духом, и следа которого не чувствовалось среди бетонных коробок. И туземцев здесь не было. Впрочем, здесь вообще никого не было. Только ветер гонял по обширному пространству, залитому стерильным белым Светом, многочисленные пыльные смерчики.
Эцера остановился, обвел взглядом площадь, глубоко вздохнул. Он стоял, понурив голову, засунув руки в карманы куртки. Он размышлял.
«…Неужели я? — думал он, не видя ничего вокруг себя. — Скверно… если так… не может быть — Блок селекции… К черту, через два дня меня здесь не будет… Забуриться в номер и носа не высовывать… пересидеть… выпить бы…»
Он не видел, как из-за ближайшего угла вынырнула сутулящаяся фигурка в сером сюртуке с поднятым воротником. Туземец, не поднимая головы и зябко, по-старчески ежась, пересекал площадь. Как и Хоса, он был погружен в какие-то свои думы, и траектория его движения с неумолимостью случая упиралась прямо в живот задумавшегося этнографа.
Столкновение на долю мига породнило аборигена и землянина, сделав соучастниками общего на двоих переживания. Оба в испуге отпрянули, их глаза встретились. Хоса с изумлением смотрел, как в агатовых глазах туземца выражение естественного в таких случаях легкого испуга сменяется выражением смертельного ужаса. Глаза аборигена были огромные, с вертикальными зрачками, без белков, покрытые рубиновой сеткой кровеносных сосудов. Лицо серое, старое, морщинистое, ужасающееся. Оно показалось Хосе знакомым, но вспомнить, где он его видел, не удавалось. Да и не удивительно — он этих туземцев за полтора года столько перевидал!.. Он проводил взглядом убегающего прочь старика, пожал плечами и направился к отелю.
Поднимаясь на второй этаж по широкой псевдомраморной лестнице, устланной циновкой-дорожкой туземной работы, он случайно обернулся и увидел, что туземец-портье смотрит на него странным взглядом. Впрочем, он тотчас же отвел глаза. И это лицо показалось Хосе знакомым, но полной уверенности не было.
Малигэн и Манзарек столкнулись под вечер на площади перед отелем.
Рассеянно спросил Малигэн Манзарека: «Ну как?» — рассеянно спросил Манзарек Малигэна.
Оба выглядели озабоченными.
Секунду они фокусировали друг на друге взгляды, отделываясь от каких-то своих мыслей и убеждаясь в достоверности встречи. И снова синхронно: спросил Малигэн Манзарека: «Ты о чем?» — спросил Манзарек Малигэна.
Первым все же ответил Манзарек:
— Я о камере. Достал?
— Нет, — сказал Крис Малигэн. — У наших нет, а этнограф отказал, хотя я ему гарантировал бережное обращение. Вот можешь ты это объяснить? Кажется, ничего страшного я у него не просил, а видел бы ты, как он взвился! Будто я его на инцест подбиваю или в компрачикосы вербую… А у тебя как дела?
— Ничего. Походил по городу, изучил обстановку. Даже в городской столовке пообедал. Слушай, это везде так кормят?
— Так ведь повсюду туземцы поварами! Свои блюда они почему-то не готовят, а наши как следует не могут. Одно время хоть продукты натуральные были, рыбой, например, спасались. Дали туземцам снасти, обучили, как ими пользоваться… Ну, а тут химкомбинат пустили — рыба в реке и подохла. Теперь весь город на синтетике сидит. Единственное место, где прилично поесть можно, это в баре, в башне администрации. Все наши туда ходят. Ты, кстати, где остановился?
