На этом закончил человек, но все было тихо, и непонятно, довольно ли море таким ответом. Но вдруг пронесся ветерок, поднимая волны и срывая брызги с их гребней, и человек улыбнулся этому сыну горы и моря, — а в следующий миг раздался голос:

— Слушай же вторую загадку: кто я, море, — мужчина или женщина?..

Человек задумался, а ветер подул сильней, так что этому человеку, сидящему на камне, стало холодно. Но вдруг он вспомнил про свою последнюю сигарету — и вынул ее из нагрудного кармана куртки. Сигарета не промокла, потому что была завернута в ту самую конфетную бумажку, поднятую им со дня ушедшего моря — это была непромокаемая бумажка, — и, развернув сигарету — еще спички — человек спрятал бумажку обратно в карман, на память о городе. А сигарету он выкурил, и ему стало значительно теплее, хотя ветер все дул и дул, и его уже никак нельзя было назвать легким бризом! Человек сказал громко, чтоб было слышно сквозь шум волн:

— Я отвечу на твою загадку; да, отвечу, но сперва ответь мне на мою. Слушай же, море: кто я — мужчина или жен­щина?..

Он замолчал и стал ждать... А действительно, кто? От долгого утомительного путешествия лицо человека обветрилось, загорело и запылилось, и по нему ничего нельзя было разобрать; одежда у него вся оборвалась, так, что едва прикрывала — но все-таки прикрывала, а не подчеркивала; и, конечно, не было на нем ни косметики, ни украшений, но вот волосы! — они отросли такой длины (ему некогда было заходить в парикмахерские), — что те люди, которые встречались ему на дороге, они долго-предолго смотрели ему вслед: он не был похож ни на женщину, ни на мужчину!.. Ну хорошо; а в том городе? — да все они спали, никто из них не видел человека — и, честно говоря, до человека ли им было в ту ночь, а особенно день, когда море ушло от них?..

...Как вдруг огромная волна захлестнула его, едва не сбив с камня, а когда она отхлынула, оказалось, что море сорвало с него почти всю одежду, какая на нем еще оставалась!.. И вот какова была третья загадка:

— Скажи мне, человек, как я появилось?

— О, это совсем просто, — воскликнул человек, отплевываясь; и, так как волны залили валун, на котором он сидел, и грозили накрыть и его, ему пришлось встать, — и, балансируя руками, чтобы удержаться на скользком камне, он прокричал — в то время как ветер трепал его волосы: — это мы проходили еще в начальной школе! Аш-два-эс-о-четыре... ой, тьфу, цэ-о-два... — И, вскинув вверх руки, потому что море уже достигло ему до подбородка, он возопил — то есть пробулькал: — ...Учил!..

И тут началось такое, что трудно описать — будто море, до сих пор сдерживавшее себя, наконец сорвалось с цепей! Вода взметнулась вдруг вверх вся сразу, тысяча разноцветных молний прошили ее насквозь, человека, конечно же, сразу смыло с камня, закрутив в самой середине рева и грохота, и в этом реве и грохоте, перекрывая его, раздался не похожий ни на что другое на свете голос моря:

— Ты соврал, человек! — ты трижды соврал, и не дал правильного ответа ни на одну мою загадку! Но... — и вдруг, как по волшебству, все разгладилось, рев и грохот исчезли так внезапно, что человеку показалось, что он оглох — он лежал на земле, у подножья горы, верхушкой которой оказался тот самый огромный валун, и он услышал свое имя, произнесенное не похожим ни на что другое на свете голосом моря.

— ...В одном ты был честен, и я вижу, что ты меня действительно любишь.

Прозрачная волна набежала на берег и отступила, давая человеку встать; а тот человек встал, а море продолжало:

— Правду сказать, мне надоело уже куда-то идти, и я плохо помню, с чего это я так далеко собралось. Так что я, пожалуй, останусь здесь — неплохое местечко, не так ли? — а ты, ну, ты можешь тоже остаться, хотя ты и болтун, но одному мне последние годы было немного скучновато. Мы будем встречаться по утрам, и ты, так и быть, можешь дальше мне рассказывать свои сказки.