Кэрол поделилась с Куртни тем, что была изнасилована, проданная матерью, но Рэю об этом они не рассказывали, считая, что знать ему об этом ни к чему. И вообще у нее с Куртни было много своих тайн, с которыми они ни с кем не делились. Со временем Кэрол рассказала ей обо всей своей жизни, ничего не утаивая. И Куртни хранила ее секреты, не делясь ими даже с Рэем. Привыкшая все держать в себе и ни с кем не делиться, Кэрол теперь ничего не утаивала от Куртни. Куртни стала исключением. Для Рэя она тоже иногда делала исключение и чем-нибудь делилась, но не так, как с Куртни. Куртни была не только ее мачехой и покровителем, она стала ей другом. И Кэрол на самом деле ее обожала.
И здесь, в этом доме, с ними, она обрела покой, забыла о страхе, который был постоянным спутником в ее прошлой жизни. Они стали ее семьей. Настоящей. Семьей, которой у нее никогда не было раньше, и о которой она даже мечтать не могла. Неужели кто-то свыше все-таки сжалился над ней, перестав наказывать за что-то, выдернув ее из ада и отправив в рай?
И единственное, чего теперь боялась Кэрол — это потерять свое так неожиданно обретенное счастье.
Ей настолько тяжело было поверить в то, что ее жизнь так изменилась в лучшую сторону, что она боялась, что это окажется сном, что в один момент она откроет глаза и увидит потолок своей комнаты в мотеле. Теперь это было ее ночным кошмаром.
Первый рабочий день Кэрол прошел удачно, не смотря на то, что она очень волновалась. Она все еще комплексовала в общении с людьми, искала в глазах, устремленных на нее, презрение, которое преследовало ее столько лет, ожидала, что от нее отвернутся, не захотят даже разговаривать. Она жила в уважаемой достойной семье уже не один год, но не могла избавиться от ощущения, что все знают о том, что на самом деле она собой представляет, кто ее мать. Она по-прежнему прятала взгляд, встречаясь чьими-либо глазами. Она настолько привыкла к ощущению, что у нее словно на лбу написано «дочь шлюхи», к людскому отвращению и неприязни, что ее подсознание не поддавалась никаким убеждениям. Да, теперь у нее была другая жизнь, но та, что была до этого, осталась у нее внутри. Кэрол научилась ее скрывать, но она все равно была, в ее голове, сердце. Являлась частью ее, от которой никогда не избавиться. Она выбралась из грязи и дерьма, в которых родилась и росла, отмылась, но только снаружи. Ей казалось, что люди все еще чувствуют исходящую от нее вонь прошлого.
Куртни научила ее общаться с людьми, держаться достойно и уверенно. Кэрол пыталась ей подражать, но незаметно. Она запомнила слова Куртни, которые та как-то ей сказала, и часто про себя их повторяла.
«Никто не знает о том, что было в твоей жизни, и никогда не узнает, если только ты сама этого не захочешь. Чего бы ни было раньше, теперь этого нет. Я не говорю, чтобы ты обо всем забыла, но не позволяй прошлому отравлять твою новую жизнь. Оно было и будет, и ты должна научиться с этим жить. С этим, запомни, а не этим! Это две большие разницы».
Но Кэрол и не собиралась отказываться от своего прошлого, потому что в нем было не только плохое. Оно хранило самое дорогое ее сердцу — Эмми, Тимми, Мадлен, Спайка. Она помнила о них и продолжала любить. У нее осталась только Даяна, а у Даяны — только она. Их прочно связывали одиночество, воспоминания и любовь к тем, кого они потеряли.
На тумбочке у кровати в комнате Кэрол в красивой рамке стояла фотография ее друзей, рядом — фарфоровая статуэтка, подаренная добрым дальнобойщиком. Часто Кэрол задавалась вопросом, помнит ли ее Мэтт?
Столько лет прошло, наверняка он давно позабыл о маленькой несчастной девочке, встреченной в мотеле — притоне. Он уже женат и у него есть дети. Наверное. И даже не догадывается, что та самая девочка помнит его, хранит его подарок. Давно уже Кэрол лелеяла мечту отыскать его, но не знала с чего начать, не могла решиться. Она знала, что стоило только обратиться к Куртни, и эта мудрая и всемогущая женщина поможет ей. Но как объяснить этот безрассудный порыв найти человека, с которым была всего пару часов и так давно, еще совсем малышкой? Кэрол сама не понимала, зачем ей это надо, и почему этот человек так прочно осел в ее сердце. Она хорошо помнила его лицо и голос, помнила добрые карие глаза. Какой он теперь? Тогда ему было не больше двадцати пяти лет, сейчас за сорок. Ей хотелось, чтобы он вспомнил ее, увидел, какой она стала, узнал, что она не пошла по стопам матери, что помнит его. Хотела поблагодарить за доброту, проявленную когда-то по отношению к ней, которая так была ей нужна, и которой так не хватало.
Она пыталась придумать, как найти его, не прибегая к помощи Куртни, но поняла, что это ей не под силу. Что она о нем знала? Только имя. И то, как он выглядел тринадцать лет назад. Возможно ли найти человека по такой информации?
Как бы поступила на ее месте Эмми? Та всегда действовала по схеме «Нужно? Реши и действуй! И не жуй сопли, не трать зря время!».
Ее образ по-прежнему стоял у Кэрол перед глазами. Подражание Эмми стало частью ее, она не делала ничего, не подумав прежде, так ли бы поступила Эмми, одобрила бы? Порой ей стало даже казаться, что в ней живет сама Эмми и по-прежнему руководит ею, помогает и подсказывает, придает храбрости в нужный момент и утешает, когда грустно.
Кэрол так и не научилась жить без нее. И не хотела. Она верила, что Эмми рядом, мысленно с ней общалась, спрашивала совет, делилась радостью и печалями. Кэрол отказывалась принять тот факт, что ее нет, не отпускала ее, преданно и беззаветно любя всем своим изболевшимся от тоски и боли сердцем. Как только к ней подкрадывалась коварная мысль, что ее Эмми нет с ней, нет в этом мире, нет вообще, что от нее остался только прах, и она не слышит ее, не видит, когда Кэрол начинала осознавать, что ее Эмми — мертва, она гнала эти мысли прочь, предпочитая жить в придуманном ею мире, где Эмми была жива и с нею. Вернее, ее душа. Так было легче. А от реальных мыслей ей становилось страшно, и охватывала смертельная тоска, от которой сразу все в жизни теряло смысл. Ее боль и тоска по Эмми не притупились временем. Она также плакала, смотря на ее веселое симпатичное личико, улыбающееся с фотографии, представляя, какой бы она была сейчас.
