Я счастливо рассмеялась, и мой смех оказался заразительным – Генрих тоже улыбнулся.
– Мне бы очень хотелось поскорее отправиться в Англию. Я уверена, что скоро почувствую в себе зарождение новой жизни.
Лондон, Англия, февраль 1421 года
– Мне не нравится эта традиция, милорд. Я хотела бы, чтобы вы были со мной.
– Вы слишком эмоциональны, Екатерина. Это ни к чему.
Это была наша первая размолвка на английской земле. Первая полномасштабная ссора, случившаяся оттого, что я пренебрегла своим обычным старательным притворством и произнесла первое, что пришло мне в голову.
– А что наденете вы по столь торжественному случаю? – спросила я, с удивлением рассматривая повседневные тунику и шоссы Генриха, тогда как я сама была разодета в пух и прах – меха леопарда и горностая, узор из французских лилий. Я стояла перед мужем, подняв руки, чтобы в полной мере продемонстрировать свой роскошный наряд, в то время как он с большим аппетитом трапезничал в наших личных покоях – впервые после долгого поста. На то, чтобы меня одеть, у четверых моих придворных дам – Беатрис, Мэг, Сесилии и Джоан – ушел целый час. И вот теперь мы с Генрихом были наедине.
– Разве вы не будете принимать в этом участие?
– Нет. – Он с неохотой поднял глаза от блюда с дичью, которую разделывал ножом. – Меня там не будет.
– Но почему же?
– Это ваш день. Я не стану отвлекать внимание присутствующих на себя.
Меня сразу же охватила тревожная дрожь. Выходит, мне предстоит пройти это суровое, изнурительное испытание в одиночку? Оно еще не началось, а я уже чувствовала, как у меня вспотели лоб и спина под тяжелыми мехами. Способна ли я предстать перед широкой публикой с невозмутимым спокойствием, какое всегда демонстрировал Генрих? Я так не думала.
– А если я очень попрошу вас пойти со мной, вы согласитесь? – предприняла я последнюю попытку.
Генрих покачал головой:
– Это традиция. Король Англии не присутствует на коронации королевы.
– Мне не нравится эта традиция, милорд. Я хотела бы, чтобы вы были рядом со мной.
Я услышала дрожь в собственном голосе и внутренне сжалась от официального тона, на который невольно переходила в минуты испуга (одна из них наступила сейчас, когда я живо представила себе многочасовую церемонию, которую должна буду выдержать в одиночестве). Генрих тоже это заметил.
– Вы слишком эмоциональны, Екатерина. Это ни к чему.
– Но я в самом деле эмоциональна.
Я чувствовала себя брошенной в угнетающей, враждебной обстановке, словно ягненок перед закланием. Уезжая из страны, где я родилась, я взяла с собой лишь кольцо своей сестры, портрет Генриха, подаренный мне лордом Джоном, и горячее желание доказать самой себе, что я достойна расположения своего супруга-короля. Поначалу я во всем полагалась на мужа, но у него были свои дела и собственная манера с ними разбираться.
Это стало яснее ясного сразу же, едва мы ступили на английский берег. Оставив меня в Кентербери, Генрих отправился дальше, чтобы подготовить для меня достойный прием в Лондоне. Лучше бы он этого не делал! Я предпочла бы отказаться от торжественных приемов, лишь бы мой муж оставался со мной. Постоянные переживания из-за своей осанки, внешнего вида, необходимости вести себя строго определенным образом ужасно нервировали меня и очень утомляли.
Генрих аккуратно положил нож возле блюда, тщательно поправил его и вздохнул.
– Вы будете в окружении придворных дам; они вас поддержат.
Я уже достаточно хорошо знала своих придворных дам и потому ответила довольно резко:
– Они презрительно фыркают и насмехаются над моей неуверенностью.
– Все это вздор, Екатерина. – В интонации Генриха появилось раздражение, а нахмуренный лоб предвещал приближение бури. – Они всего лишь ваши слуги. И будут вам подчиняться.
– Но они меня не любят!
– Они и не обязаны вас любить. Просто их мнение не имеет ни малейшего значения.
Нелепо, конечно, но я вдруг почувствовала, как к глазам подступают слезы. Этот важный день рушился из-за моей неуверенности в себе и непонимания Генриха. Все мои приятные ожидания быстро утекали куда-то между этими двумя преградами.
– Рядом с вами будут стоять мои братья. Архиепископ сделает все, чего требует процедура церемонии. И вы, Екатерина, прекрасно справитесь со своей ролью. – Генрих встал и, забрав со стола какие-то документы, лежавшие рядом с его блюдом – золотым, разумеется, украшенным тонкой резьбой, – вышел из комнаты. В дверях он задержался и оглянулся. – Мы женаты уже шесть месяцев. Пора бы вам научиться держаться более величественно, как и положено царственной особе.
Мой муж шагнул за порог, но потом вдруг снова остановился и добавил:
– Вы королева и моя супруга, и у вас есть долг перед этой страной. Пора его исполнить. Во всех смыслах.
Это был последний, губительный знак осуждения моей неспособности понести от него ребенка. А также приказ, отданный с ледяным спокойствием, из-за чего я чувствовала себя неловкой и глупой. А еще неблагодарной, несмотря на то что меня извлекли из безвестности и сделали королевой Англии – со всеми почестями и прелестями, вытекающими из этого титула. И все же как холодны английские обычаи! Как сурово-формальны требования церемонии, во время которой моему мужу запрещается стоять рядом со мной, осеняя меня своим величием и уверенностью. Смогу ли я когда-либо к этому привыкнуть? Выросшая в стенах монастыря в Пуасси, я ничего не знала о жизни под неусыпным оком королевских придворных.
И вот теперь коронационный пир, призванный наполнить меня гордостью за мои достижения, лишь усилит ощущение собственной никчемности. Сидя на почетном месте и улыбаясь гостям, я могла думать лишь о том, кто здесь есть, а кого нет. Эти знатные члены королевской семьи, английские аристократы и высшее духовенство будут в дальнейшем составлять мое окружение и определять направление моей будущей жизни. Выбора при этом у меня не было.
