— Очевидно, там кто-то едет, — повторила юнгфрау фастрада. — Выкрикивают чьё-то имя, но я не могу его разобрать отсюда. Подойдём поближе.
Она двинулась вперёд. Секретарь последовал за нею.
— Понимаю теперь, — через минуту промолвила девушка. — Кричат: «Леди Изольда Монторгейль». Это красавица англичанка. Говорят, что она самая красивая женщина во всём христианском мире. Остановимся здесь. Мне хочется посмотреть, действительно ли она так красива, как о ней говорят. Говорят, что она приехала сюда, чтобы посмотреть на папу и на короля прежде, чем они разъедутся. Она немного опоздала, но, быть может, теперь для неё самое время, — добавила она с высокомерной усмешкой.
Насколько леди Монторгейль была прекрасна лицом, настолько же была легкомысленна. Она не принадлежала к классу странствующих авантюристок, хотя современные писатели и свидетельствуют, что при большинстве европейских дворов того времени куртизанками были англичанки. Многие из них не могли удержаться от искушения и предпринимали паломничество в Рим, где их необычная красота находила больших ценителей в лице пап. Леди Изольда не принадлежала к их числу. Она была знатного рода, и одной её красоты было достаточно, чтобы вознести её над бедностью и дать ей в супруги, кого она захочет. Не имея определённого места жительства, она странствовала из города в город, от одного двора к другому. Предполагали, что она — любовница герцога Орлеанского. Говорили, что она продаёт свои ласки всякому, кто даст больше, и она не удосуживалась опровергать все эти слухи. Много рассказов ходило о ней. Сколько в них было правды, знала только она.
Как бы то ни было, это была знаменитость, на которую стоило взглянуть даже в Констанце, который за последние годы перевидал их великое множество. Народ, которому наскучило смотреть на собор, папу и короля, жадно бросился смотреть на женщину легкомысленной репутации, которая, по крайней мере, не страдала лицемерием.
— Смотрите, вот она, — сказала Фастрада.
На улице показались два вооружённых всадника. За ними виднелась женская фигура, ехавшая на белом коне. Лица её было ещё невозможно разобрать. За нею ехало несколько слуг с вьючными лошадьми, а в арьергарде шло с дюжину вооружённых людей.
— Она путешествует с большой пышностью, — продолжала Фастрада. — У графини фон Эрленбург не было такой свиты. Народу у неё, пожалуй, было больше, но не было таких одеяний и таких лошадей.
Стоявший рядом с нею секретарь слушал её молча. В её словах было что-то такое, что действовало на него неприятно, хотя он едва ли сознавал это. Он не отвечал ни слова, но девушка была слишком поглощена всем происходившим и не обращала на это обстоятельство внимания.
Кавалькада приближалась. Всадники, ехавшие впереди, посмотрели на секретаря и его спутницу, которые, стоя на каменной скамейке, несколько возвышались над другими, но, не обратив на них особого внимания, проехали мимо. Видно было, что эти солдаты были хорошо обучены. Потом ехала сама леди Изольда. Гибкая и ловкая, она свободно и красиво правила своим конём. Одета она была в тёмно-серую амазонку, опушённую тёмным мехом. На голове у неё красовалась такого же цвета шапочка — нечто среднее между шапкой и капюшоном, как обыкновенно носили в Венеции. Шапочка едва прикрывала густую массу рыжеватых волос. Лицо её было прекрасно — молва в этом отношении нисколько не преувеличивала. От белого, как мрамор, лба до маленького рта и красиво очерченного подбородка — всё в нём было совершенством. Лицо это озарялось удивительными серыми глазами. Но всего удивительнее был отпечаток необыкновенной чистоты, лежавший на этих прекрасных чертах, как будто её душа понятия не имела о тех деяниях, которые ей приписывала молва.
Солнце вторично пробилось сквозь облака, и на одну минуту его тёплые лучи ярко заиграли на лице чужестранки, на собравшейся толпе и на Фастраде. Фастрада была красива, но до красоты этой женщины ей было так же далеко, как звёздам до солнца.
Леди Изольда ехала совершенно спокойно, как будто не замечая того внимания, которое она вызывала. Когда она случайно оглянулась назад, человек в чёрном с зажжённым фонарём выделился из толпы. Её глаза с выражением какого-то детского удивления скользнули по нему.
Трудно было сказать, сколько ей лет. В этот момент она казалась девушкой, которой нет ещё и двадцати лет. Но твёрдая посадка головы и умелое управление лошадью говорили против такого предположения.
Одну минуту она смотрела на секретаря и стоявшую возле него девушку. Потом её взгляд высокомерно и пренебрежительно скользнул по толпе. Как бы считая толпу недостойной её взглядов, она опустила глаза и тихо продолжала ехать вперёд.
