Завершала свою речь Зверева с чувством непоколебимой уверенности в собственной правоте. И то, что она смогла сказать это даже под тяжелым взглядом «кровожадной» версии князя Соколова внушало уважение.
И ведь очевидный просчет в середине речи не особо смутил Звереву и не заставил пересмотреть свои выводы ни на йоту.
— Я тебя услышал, Анна, и благодарю за откровенность, — после короткой паузы ответил отец и поднялся на ноги, — Прохор проводит тебя в столовую, дождись нас там.
— Как пожелаете, — без улыбки поклонилась Зверева и ровным шагом направилась к уже открытой двери, где ее ждал дворецкий.
Стоило двери закрыться, как князь Соколов перевел взгляд на меня.
От его «кровожадной» ауры не осталось и следа. Ей на смену пришла едва заметная усталость, демонстрировать которую отец себе позволял только в кругу семьи, да и то не часто.
— Ты специально попытался ее напугать? — озвучил я свою догадку, — неужели правда думал, что наша железная Анна дрогнет и изменит доклад?
— Просто хотел, чтобы она была уверена в своих суждениях и сразу перешла к сути без лишней воды, — признался отец и закурил сигару, — Артем, а ведь Анна права.
— В ограничении полномочий? — немного удивился я.
— Нет, — отмахнулся князь Соколов, — в доли везения в твоей победе. Ее расчеты точны вплоть до тысячной процента.
— Силы тхага может быть, но не моей, — вздохнул я.
Если б Зверева хоть раз смогла беспристрастно применить свои аналитические способности ко мне, то давно бы уже уволила сама себя за ненадобностью.
— Хочешь сказать, ты ожидал, что за тобой придет первородный тхаг? — приподнял бровь отец.
— Что тхаг — да, что способный на призыв — нет, но это не имеет значения. Он не совершал ошибок. Опытный индус почувствовал, что я смогу воспользоваться задержкой гиены, которая неминуемо возникла бы при поглощении целого тела. Потому не рискнул давать мне время на раздумье и против непопытного юнца сделал ставку на эффект неожиданности. Этот тхаг провел идеальный бой.
— Но этого оказалось недостаточно, — резюмировал отец.
— Но этого оказалось недостаточно, — разочарованно повторил я.
— Подвергать себя смертельной опасности далеко не единственный способ достичь резонанса, Артем, — заметил князь Соколов.
— Знаю, — кивнул я, — зато самый быстрый.
— И куда ты только так спешишь, — вздохнул князь Соколов, покачивая головой, — я достиг резонанса в двадцать пять, сам император в двадцать, но он Рюрикович.
— Зверева в восемнадцать, — тут же парировал я.
На что отец недовольно нахмурился.
— Анна уникум, рожденный с пробужденным источником. Таких как она во всем мире появляется один на десять миллионов и, будучи простолюдинкой, она тренировалась как проклятая с пеленок, чтобы это преимущество реализовать. В тебе же источник пробудился лишь в тринадцать лет. Вас нельзя сравнивать.
— Ты прекрасно знаешь мою позицию, отец, — спокойным голосом проговорил я, выдержав его испытующий взгляд, — пока тепличные аристократы считают нормальным достижение резонанса хоть в тридцать лет, в мире все чаще появляются гениальные простолюдины и берут эту планку гораздо раньше. И это без родового дара, лучших наставников и безграничных ресурсов. Они берут эту планку потом и кровью. Берут, потому что иначе сгинут в нищете. Берут, потому что им нечего терять. Ради достижения личной силы они, не раздумывая, ставят на кон свою жизнь.
— Тяжелые времена порождают сильных людей, так всегда было, — не стал спорить с моими доводами князь Соколов, — однако, я тебе уже говорил, Артем. Этих случаев слишком мало, чтобы вывести систему.
— Отнюдь, — не согласился я, — их более чем достаточно чтобы понять, что если в сходные жизненные условия поместить мотивированного аристократа с достаточно сильным родовым даром, то эффект будет соответствующим.
— Ровно это и делают военные училища для одаренных, — заметил отец, — тот же царский лицей, из которого выпустилась Анна. Условия обучения там крайне жесткие, а местами и незаконные. Думаешь, почему его лично курируют Рюриковичи?
— Туда поступают слишком поздно, — отмахнулся я, — чем больше времени прошло с пробуждения источника, тем сложнее он поддается развитию.
— Предлагаешь отправлять в мясорубку училищ детей? — возмутился князь Соколов.
— Простолюдинов отправляют детьми, — заметил я.
— Это простолюдины, — хмыкнул отец, — для них первичный резонанс и пятая ступень это высшая цель всей жизни. А отпрыски знатных родов играют в долгую и метят куда выше. Ни один аристократ не станет рисковать жизнью своего несовершеннолетнего ребенка ради сомнительной перспективы вырастить из него Богатыря. Для процветания роду нужны живые наследники, способные продолжить фамилию и расширить влияние семьи через брак. Наша империя продолжает расширяться и земель, которым требуются правители, меньше не становится. Политика, власть и влияние занимает умы аристократов куда больше, чем стремление к банальной силе. В конце концов, силу всегда можно купить.
— Об этом я и говорю.
— Даже если отбросить к черту всю эту политику высшего света, и твои мысли окажутся верны, Артем, — тяжело вздохнул князь Соколов, — вырастить из знатного ребенка воина все равно будет куда тяжелее, чем из простолюдина. К детям аристократов в разы больше требований.
— Согласен, в нынешнем устаревшем общественном строе слишком много преград, — не стал отрицать я очевидное, — но любую несовершенную систему можно сломать. Порой даже необходимо, если того требует прогресс.
Или если того требует ускорение развития магического потенциала планеты, но об этом я умолчал.
— Это опасные рассуждения, Артем, — предостерег напрягшийся князь Соколов.
— Я просто констатирую эволюционный опыт человечества, ничего такого, — чуть сдал я назад, — кто я такой, чтобы диктовать целой планете, как ей жить? Тем более ты прав, отец, аристократам было, есть и всегда будет что терять, и поэтому мои мысли останутся только мыслями.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — облегченно вздохнул князь.
В последние полгода мы ежемесячно обсуждали эту тему и всегда так и расходились, оставшись каждый при своем мнении.
Отец высказывал доводы, выслушивал меня, а потом прибавлял к моим обязанностям наследника новой работы на благо княжества, надеясь, что у меня просто не останется времени на очередные безрассудства.
Я же охотно принимал новый вызов и находил способ совмещать и то, и другое.
В итоге поручения отца исполнялись исправно, дела княжества шли в гору и предъявить мне за некие вольности в процессе отец не мог и на следующий месяц схема повторялась.
— Но лезть в пекло ты все равно не перестанешь? — после коротких раздумий уточнил отец.
— То, что другие аристократы довольствуются малым, не означает, что я тоже должен. Уж на свой путь я точно могу повлиять, — ответил я.
— Хочешь стать сильнейшим одаренным в российской империи?
— Для начала.
— Уверен?
— Абсолютно.
— И готов поставить ради этого свою жизнь на кон?
— Разумеется, — сумев сохранить лицо, уверенно ответил я.
Вспыхнувшее удивление от внезапно сменившего вектор разговора едва не отразилось на моем лице.
— Ты не понял, Артем, — повел рукой и затушил сигару отец, — речь сейчас не о стычках с криминальной шпаной с автоматами, залетными маньяками или парой индусов. Я говорю о долгосрочной игре, в которой уровень противников в разы выше. Опасности будет подвергнута каждая секунда твоей жизни. Каждое слово, каждый шаг, каждый поступок будут иметь значение. Никакой страховки. Никаких гарантий успеха. Никакого пути назад.
Голос князя Соколова звучал глухо, а в глазах необузданным голубым огнем вспыхивали искры внутреннего зверя. Отец выглядел устрашающе, но он вовсе не пытался меня запугать.
Скорее наоборот.
В глубине его дикого взгляда я увидел яростное желание.
Желание того, чтобы я сказал да.
Принял все мыслимые и немыслимые правила и согласился увидеть окружающий мир такими же глазами голодного хищника, каким его видит он.
Князь Соколов даже не представляет, насколько хорошо я его понимаю.
Хотя, где-то глубоко внутри, он определенно это чувствует. Иначе бы я до сих пор жил с сестрами и матерью в Тобольске, где восемь лет назад Сергей Леонтьевич Соколов, ради безопасности, оставил свою семью.
Под защитой сибирского рода Сомовых, из числа которого вышла моя матушка и членом которого является один из трех сильнейших одаренных в империи.
Только надежно прикрыв тылы, новоиспеченный князь Сергей Соколов смог дать волю своему зверю и открыто объявить войну южным синдикатам и их покровителям.
Однако, своего единственного сына Сергей Леонтьевич Соколов перевез в Омск гораздо раньше, когда тому было всего тринадцать.
В день пробуждения у ребенка источника эфира.
В тот самый день, когда в теле молодого княжича очутился я.
Хватило одного единственного взгляда и князь Соколов, не считаясь с мнением разъяренной супруги, увез ребенка в самое опасное княжество в империи.
И свое решение Сергей Соколов не менял.
Ни после того, как на меня начались бесконечные покушения.
Ни после того, как княгиня Екатерина Денисовна Соколова целый год не пускала мужа на порог и отказывалась с ним даже разговаривать.
Ни после того, как меня похитили персидские контрабандисты.
Князь Соколов оказался первым и единственным человеком, который знает, что внутри его ребенка живет зверь. Знает это и принимает.
Пожалуй, именно отсюда и берет начало то иррациональное теплое чувство преданности, которое и по сей день удерживает меня подле него и заставляет по-настоящему чувствовать себя его сыном, а род Соколовых — своей семьей.
— Постоянная опасность, говоришь. Звучит достаточно весело, я согласен. Где подписать? — после короткой паузы заявил я, не сводя взгляда с пылающего синего пламени в глазах князя.
Во мне не было ни капли сомнений. Ведь князь Соколов обращался сейчас не к сыну, а к зверю внутри него.
То есть именно ко мне.
Даже не говоря этого вслух, отец отчаянно нуждался в том, чтобы я принял кровожадное чудовище, живущее внутри него.
Точно также, как он сделал это со мной пять лет назад.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул отец и в кабинет совершенно бесшумно вошел Прохор. Если бы не внезапные колебания воздуха, я бы его и не заметил.
Даже мои инстинкты Ловца не среагировали на появление дворецкого. Весьма похвально для человека.
В руках Прохор Семенович нес бело-золотой парадный китель разведчика в прозрачном чехле, под моим вопросительным взглядом дворецкий мягко опустил его на диванчик рядом со мной и выпрямился, ожидая дальнейших указаний.
— Это что? — перевел я взгляд на сияющее лицо моего отца.
— Билет в новую жизнь, Артем, — охотно ответил князь Соколов, — ты отправляешься в столицу.
Невозможно точно сосчитать сколькими ограничениями одарило меня мое новое тело. То и дело обязательно всплывает что-то новое.
Но, даже спустя пять лет, моим самым нелюбимым был и остается сон.
Вернее сказать, его постоянная необходимость.
В первые месяцы после пробуждения я спал почти сутками. Мозг тринадцатилетнего ребенка просто не мог справиться с сознанием Ловца и постоянно нуждался в отдыхе и перезагрузке.
Приходилось накладывать ограничения на собственный разум, чтобы иметь возможность хоть как-то функционировать. Со временем, мозг стал справляться все лучше и адаптировался, но, даже сейчас, продолжает требовать отдыха.
Особенно после перенапряжения источника и частого использования эфира.
Аудиенция с отцом в итоге затянулась до глубокого вечера и ночную вылазку на границу пришлось отменить. Да и после того, что я узнал вчера за закрытыми дверьми Серого особняка, прошлые планы потеряли всякую актуальность и будущее заиграло новыми красками.
Всю прошедшую ночь я потратил на подготовку к предстоящей поездке, а наутро уже завтракал в Тобольске.
— Вкусно? — осторожно спросила Есения.
— Очень, — улыбнулся я, уминая очередной блинчик.
— Сама готовила! — сверкнула самодовольными голубыми глазками моя младшая сестренка.
— Врешь, — буркнула старшая Алена и залепила сестре подзатыльник.
— А вот и нет! — возмутилась девочка и с ногами вскочила на стул.
— А вот и да, — проигнорировав мелкую угрозу, ответила Алена, — будешь столько врать, Артем перестанет привозить тебе подарки.
— Неправда! Брат ни за что так не поступит с любимой сестрой! — угрожающе взмахнула пальчиком Есения.
— Про меня речи и не было, — ухмыльнулась Алена.
Младшая уже набрала воздуху чтобы ответить, как подобает воспитанной девятилетней аристократке, но тут в столовую вошла княгиня и Есения только щеки раздуть успела, да так и замерла.
Даже утром Екатерина Денисовна Соколова выглядела изящно, как и подобает хозяйке дома. Сложная прическа с длинной косой на правую сторону, легкий макияж, подчеркивающий ее большие глаза, и обманчиво простое платье из бежевых тканей с цветочным узором.
