Своеобразный «миф об Индии», сложившийся в эпоху классической Греции, продолжал жить и в период эллинизма. Во время похода Александра Македонского греки впервые появились на индийской земле и в качестве очевидцев могли дополнить и поправить сообщения более ранних писателей. Однако они, как паломники, заранее были настроены на чудеса — и, конечно, находили их.
Ученик Аристотеля, Александр окружил себя образованными людьми. Его соратники оставили воспоминания о великом походе[5], но все эти сочинения известны лишь по цитатам да пересказам позднейших авторов. Ход военных действий описывал, например, военачальник Птолемей (тот самый Птолемей Лаг, который основал династию, правившую в эллинистическом Египте). Неарх, командовавший флотом, дал подробный рассказ о плавании к устью Инда и далее по морю — к берегам Вавилонии. Капитан флагманского судна Онесикрит был учеником знаменитого философа-киника Диогена. Именно он познакомил греческого читателя с учениями индийских «софистов». О «нагих философах» оставил повествование Аристобул, исполнявший во время похода роль специалиста по военным сооружениям.
Авторы эпохи Александра, в отличие от времен Геродота, уже знали, что к востоку от Пенджаба находится обширная и густонаселенная территория, по которой течет Ганг с его многочисленными притоками. Очевидно, с этого времени вошло в обиход наименование всей Южной Азии, а не только Синда или бассейна Инда, «Индийской землей», Индией. Однако непосредственно знакомы они были главным образом с Пенджабом, о том же, что представляла собою остальная Индия, были вынуждены довольствоваться слухами. Судя по скудости и сбивчивости информации, жители северо-западной Индии немногое могли сообщить о своих восточных соседях (которых они называли прасиями — что и значит «жители востока», санскритское prācya).
Неравномерность в описании северо-западной Индии легко объясняется характером взаимоотношений с теми или иными из местных народов, а также теми задачами, которые ставили перед собою античные писатели. Правитель города Таксилы принял Александра дружественно, рассчитывая на его помощь в борьбе с могущественными соседями — Пором и Абисаром[6]. Именно в Таксиле Онесикрит вел беседы с «гимнософистами» и многие обычаи индийцев греки описывали, вспоминая пребывание в этом городе. Характеризуя местные нравы, спутники Александра нередко сопровождали рассказ об увиденном собственной интерпретацией. Как правило, последняя далека от истины — слишком различны были обе цивилизации. К примеру, объяснение обычая самосожжения вдов стремлением предотвратить случаи отравления мужа гораздо больше говорят о самих греках, нежели об описываемых ими индийцах.
Другой момент, который привлекает к себе внимание, — сам способ общения с населением. При дворе Александра не было людей, знакомых с индийскими языками. Разговор был возможен только через цепочку посредников. Понятно, что исходный смысл высказывания мог изменяться до неузнаваемости, в особенности при беседе на отвлеченные темы. Онесикриту передавали не совсем то, что ему говорили индийские мудрецы. Он же воспринимал лишь то, к чему был готов своим воспитанием — поэтому в его рассказе нагие отшельники Индии выражаются терминами кинической философии.
Особенно запутанным и сложным выглядит изображение античными авторами картины религиозных верований и культов индийцев. В историографии неоднократно делались попытки отождествить мифологические персонажи, о которых говорят спутники Александра, с теми или иными древнеиндийскими божествами. Греки, естественно, обнаруживали в Индии собственных богов (Дионис) либо героев (Геракл). При этом нет никакой уверенности в том, что они имели надежную информацию о верованиях населения. Они не знали языков и были чужды традициям тех народов, которые описывали.
Жрецы-брахманы должны были презрительно относиться к чужакам, как к людям нечистым (млеччхам), и, во всяком случае, хранить от них в тайне свои священные тексты. Этнокультурное разнообразие Индии крайне затрудняло идентификацию персонажей мифологии местных племен, а всякие сопоставления их с греческими богами и героями могли иметь лишь самый поверхностный характер. По всей видимости, для посторонних наблюдателей достаточно было какого-то внешнего признака для того, чтобы индийскому божеству дать имя, привычное греческому уху. Так, например, спутники Александра сообщают, будто племя сибов (видимо, индийское Sibi) почитает Геракла, — основанием для этого утверждения служит то, что атрибутом местного бога служит палица. Сопоставление всех античных свидетельств об индийских культах не дает ясной картины[7], так как в представлениях самих древних авторов этой ясности быть не могло.
Другое обстоятельство, о котором приходится помнить, — то, что целью соответствующих трудов отнюдь не являлось исследование индийской религии или этнографии. Их составители не были беспристрастными наблюдателями: они рассчитывали на определенный эффект. Литература того времени не свободна от политической тенденциозности. Сам македонский царь уподоблял себя Дионису, его деяния вызывали в памяти подвиги Геракла. Приближенные Александра с самого начала искали следы пребывания в Индии Диониса и Геракла. В качестве подобных следов могли рассматриваться и некие детали местных сказаний, и атрибуты богов. Сообщения подобного рода драгоценны для индолога, не избалованного источниками изобразительными и твердо датируемыми. Но весь комплекс античных свидетельств об индийских Дионисе и Геракле можно оценить лишь в контексте складывавшегося греческого мифа об Александре[8].
Из индийских царей литературная традиция выделяет Пора. Это лицо, несомненно, историческое (хотя и не имеющее личного имени — индийское Paurava значит «потомок рода Пуру»). Конкретных свидетельств о Поре в рассказах греческих авторов довольно мало. Как основной соперник Александра, он должен быть достоин его — подчеркивается его огромный рост и величие (даже царский слон имел невероятные размеры). С осторожностью следует относиться и к информации о количестве войск у этого индийского правителя — ведь чем они многочисленнее, тем более славной оказывается победа главного героя. Сообщения о других противниках македонцев совсем скупые — видимо, они не требуются для развития сюжета (а сами по себе не заслуживают внимания). Лишь драматические эпизоды борьбы с маллами и рана, полученная великим завоевателем, дают возможность повествователю привести об этом племени сведения, драгоценные для индолога. Что же касается района Синда, он у всех мемуаристов обрисован бегло. Та часть Индии, которая не играла особой роли в событиях, связанных с походом, не представляла для них интереса.
