Примерно в то время, бродя по палубе, я увидел двух дам, которые подошли к ограждению, разделявшему палубы второго и первого классов. У перегородки стоял офицер и не давал пройти. «Можно ли нам пройти к шлюпкам?» — спросили они. «Нет, мадам, — вежливо ответил офицер, — ваши шлюпки внизу, на вашей палубе». — Он показал вниз, на то место, где им можно было спуститься. Дамы развернулись и направились к лестнице. Думаю, они сели в одну из шлюпок; времени у них было больше чем достаточно. Я упоминаю о происшествии, чтобы показать, что были, во всяком случае вначале, какие-то распоряжения — официальные или нет — по разделению пассажиров при посадке в шлюпки в зависимости от класса. Не знаю, какие именно распоряжения были отданы. Во всяком случае, я видел, что пассажирки второго класса не могли сесть в шлюпку с палубы первого класса, а пассажирам третьего класса разрешали проходить на палубу второго класса, что, несомненно, роковым образом повлияло на судьбу мужчин-пассажиров второго класса. Мои выводы подтверждает низкий процент спасенных.
Почти сразу после этого инцидента мужчинам, стоявшим у правого борта на верхней палубе, приказали перейти на левый борт. Не знаю, кто именно отдал такой приказ. Могу лишь предположить, что, поскольку шлюпки с № 10 по 16 спускали со шлюпочной палубы не так быстро, как те, что располагались с правого борта (в то время они еще находились на шлюпочной палубе), офицеры, возможно, решили, что женщинам лучше садиться в шлюпки с одной стороны, а мужчинам — с другой. Как бы там ни было, приказу тут же повиновались почти все мужчины, которые перешли на левый борт и стали наблюдать за подготовкой к спуску шлюпок, а по правому борту почти никого не осталось, кроме двух или трех мужчин, — не знаю почему. Лично я не мог бы найти причины, побудившей меня остаться там и не перейти к другому борту. Конечно, я ничего не планировал заранее, но убежден, что остался жив потому, что вел себя спокойно и терпеливо ждал, когда представится какая-то возможность спастись.
Вскоре после того, как мужчины перешли на левый борт, около 12:40, я увидел оркестранта. Виолончелист поднялся по внутренней лестнице и пробежал по опустевшей палубе вдоль правого борта, волоча за собой виолончель. Смычок царапал настил. По-моему, вскоре начал играть оркестр. Он играл примерно до 2 часов ночи. В ту ночь мы стали свидетелями многих беспримерных поступков, но самыми отважными оказались несколько человек, которые не переставали играть, когда «Титаник» все ниже и ниже опускался в воду, а море поднималось все выше и выше к тому месту, где стояли они. Музыка, которую они исполняли, стала их собственным реквиемом. Они заслужили право занять почетное место в свитках вечной славы.
Глядя вперед и вниз, мы видели на воде несколько шлюпок; они медленно и бесшумно отходили от лайнера и одна за одной исчезали в темноте; гребцы работали веслами. По палубе быстро прошел офицер в длинной шинели — по-моему, первый помощник Мэрдок. Судя по его поведению и выражению лица, он был сильно взволнован и вместе с тем настроен решительно и непоколебимо; посмотрев на шлюпки, он крикнул матросам: «На воду! Гребите к кормовым забортным трапам и ждите приказов!» — «Так точно, сэр!» — был ответ; офицер прошел мимо и направился на левый борт.
Почти сразу после того я услышал снизу крик: «Есть еще дамы?» Перегнувшись, я увидел, что на одном уровне с леерами палубы В висит шлюпка № 13. В ней находились матросы, несколько кочегаров, несколько пассажиров-мужчин, остальные дамы — последние составляли около половины от общего числа людей. Шлюпка была почти полна; ее вот-вот должны были спускать. Вопрос о дамах повторили еще дважды, но, очевидно, никого не нашли. Только тогда кто-то из экипажа поднял голову и встретился взглядом со мной. «Есть дамы на вашей палубе?» — спросил он. «Нет», — ответил я. «Тогда прыгайте!» Я сел на край палубы, свесив ноги, бросил в шлюпку халат (который до того машинально держал в руках), спрыгнул и попал в шлюпку рядом с кормой.
Поднявшись на ноги, я услышал крик: «Погодите, вот еще две дамы!» Пассажирок поспешно столкнули с палубы в шлюпку. Одна упала посередине, а вторая — рядом со мной, на корму. Потом они рассказывали, что их отправили с нижней палубе вместе с другими дамами; они поднимались на палубу В не по обычной внутренней, а по пожарной лестнице с металлическими перекладинами. Такие лестницы соединяли все палубы и в основном помогали матросам срезать путь. Наши дамы долго поднимались по пожарной лестнице, потому что одна из них — ее первую столкнули в шлюпку № 13, и она очутилась посередине — не привыкла к физическим упражнениям. Подъем по такой лестнице оказался для нее необычайно труден. Через несколько часов мы наблюдали за тем, как она с таким же огромным трудом карабкается по веревочной лестнице на «Карпатию».
После того как в шлюпку сбросили двух пассажирок, матрос закричал: «Спускайте!», но перед тем, как приказ исполнили, к борту подбежал мужчина с женой и младенцем; младенца передали даме, сидевшей на корме, мать очутилась посередине. Глава семейства прыгнул в шлюпку в последний момент, когда ее уже начали спускать. Море тогда находилось далеко внизу.
Вспоминая сейчас о спуске нашей шлюпки на воду, я поражаюсь, как, думаю, и все мои спутники, потому что в то время мы почти не думали о том, что происходит. Конечно, мы переживали огромное приключение; все волновались, когда шлюпку спускали вниз рывками, фут за футом, потому что канаты прилипали к блокам. Лебедки скрипели, а шлюпка была заполнена до отказа. Когда шлюпка наклонялась то носом, то кормой, наши гребцы и пассажиры кричали матросам наверху, требуя выровнять шлюпку. И все же мне кажется: в том, что мы благополучно спустимся на воду, никто не сомневался. Конечно, мы волновались, видя с одной стороны черный корпус корабля, а с другой — черную воду футах в семидесяти под нами; спускаясь, мы видели иллюминаторы кают и ярко освещенные салоны. Хорошо, что мы не испытывали дурных предчувствий, как некоторые офицеры. Они сомневались, выдержат ли механизмы нагруженную шлюпку, в которой сидели около шестидесяти человек. Однако сама шлюпка и механизмы были крепкими и новыми. Шлюпка не разломилась под нашей тяжестью. Правильно или нет было спускать с верхних палуб на воду шлюпки с полной загрузкой? Судя по всему, неправильно… По-моему, офицеры и экипаж заслуживают величайшей похвалы за то, как они благополучно спускали на воду одну шлюпку за другой. Дело может показаться совсем простым, если читать о таком в газете или книге, но любой моряк сразу понимает все возможные осложнения. Один опытный офицер рассказывал, как у него на глазах шлюпку спускали с палубы на учениях. В ней сидели только матросы, а не пассажиры, опытные моряки стояли на лебедке при свете дня, в штиль, когда корабль лежал в доке. Тем не менее шлюпка перевернулась, и экипаж полетел в море. Сравните описанные идеальные условия с теми, какие наблюдались в 12:45 в ночь с 14 на 15 апреля! Невозможно не сознавать: независимо от опыта и проведенных учений, члены экипажа выполняли свой долг, который требовал величайшей отдачи. Я не могу не испытывать глубочайшей признательности двум матросам, которые управляли лебедкой наверху и спускали нас в море; не думаю, что они спаслись.
Может быть, мы все ощущали необычность нашего расставания с «Титаником» отчасти из-за многочисленных происшествий; по сравнению с грандиозностью общей картины события, которые в обычной жизни потрясли бы нас до глубины души, казались мелкими и незначительными. Представьте себе: четыре дня мы шли по спокойному морю, без единого происшествия; многие уже предвкушали, как через сорок восемь часов ступят на берег, завершив великолепный вояж. И вдруг остановились двигатели, всех вызвали на палубу, пассажирам, одетым кое-как, в спешке, велели надеть спасательные жилеты… Потом мы увидели, как пускают ракеты. Началась посадка в шлюпки… Поэтому, когда нашу шлюпку спускали на воду, я не почувствовал почти ничего; спуск стал естественным завершением предыдущих событий, и мы постепенно привыкали решать задачи по мере их поступления. В то же время, если кто-то задается вопросом, как чувствует себя человек, которого спускают в шлюпке с высоты в семьдесят пять футов, представьте себе, что смотрите на землю с верхнего этажа высотного дома или небоскреба, а затем вас сажают в маленькую шлюпку, где уже находится шесть десятков человек. Пассажиров так много, что невозможно ни сидеть, ни двигаться, можно только стоять. И вот шлюпка спускается, то и дело дергаясь, пока матросы наверху управляют лебедкой. Должен признаться, ощущения не из приятных! Как же мы радовались спокойному морю! И «Титаник» стоял неподвижно, пока нас спускали на воду. Нам повезло: шлюпку не било о борт, что часто происходит в таких ситуациях. Не помню, чтобы нам пришлось отталкиваться от борта или выставлять наружу весла, чтобы нас не разбило о корпус.
