— Пусть развлекается, — ответила Изабель тем снисходительным тоном, который отводится у матерей для сына, застигнутого с рукой в декольте служанки. — Эта ему надоест так же быстро, как и остальные. В прошлом году у него на устах только и была, что эта Жанна из Домреми. — Маленькая сухощавая женщина аккуратно подхватила кусок мяса с общего блюда и положила его на свой хлебный ломоть[4]. — За год до того была эта пророчица… Мария, как ее там… Не проходит и полгода, чтобы ко двору не явилась какая-нибудь помешанная и не объявила, что Бог ей поручил спасти королевство!
— Эта Жанна из Домреми[5], что с ней случилось? — спросил Жиль де Бержерак, седовласый мужчина справа от Изабель де ла Тремойль.
— Кажется, англичане убили стрелой при осаде Орлеана. — Жорж де ла Тремойль, (Жоржи для близких) окунул жирные пальцы в чашу с душистой водой, которую ему подал паж, и вытер их о льняную скатерть, отороченную тесьмой с цветочным узором. — Очень неплохие лучники, эти английские подонки.
Пахло дымом, потом, вином и едой. Король сидел в центре подковы, в окружении своей жены Марии Анжуйской и капитана Бонавентуры. Обычно мрачная физиономия Карла резко оживилась, он смеялся, наклонившись к своей соседке. Мария хмурилась. Ее светлые глаза не отрывались от лица мужа. Бедная девушка природой не избалована, мысленно признал Тремойль, но ее невыразительное поведение пугливой мышки делу тоже не помогало. С уверенностью в себе, умом и чувством стиля быть привлекательной может любая женщина. Если цвет лица, как у простокваши, — его можно подправить; под слишком миниатюрную грудь можно что-то подложить.
— Наша королева была бы не прочь, если бы почетную гостью постигла та же участь, — усмехнулась графиня де Шомон.
Ла Тремойль одарил соседку слева благосклонной улыбкой.
— Терпение.
— Довольно, Жоржи, — сказала его жена с притворным упреком.
— По правде говоря, — продолжала графиня де Шомон, — я не понимаю, что король нашел в этой амазонке, ряженой в мужчину. Она же поистине из низов общества.
Сидевший через двух человек красивый юноша, который в то утро взял на себя роль короля, это услышал и возразил:
— Если ее прилично одеть и причесать, она бы выглядела не так уж ужасно.
— Срань господня! Дюнуа, это вино тебе в голову ударило, — усмехнулся ла Тремойль. — Эти здоровенные ноги, эти здоровенные руки, этот здоровенный рот… ффу… Положи даже ее голую мне в кровать, у меня от нее член ни на миллиметр не встанет.
Графиня де Шомон фыркнула. Изабель де ла Тремойль изобразила надутые губки: «Плохой мальчик!», но глаза у нее сияли от удовольствия. Двое дворян рядом разразились хохотом, обменявшись с толстяком взглядами полной мужской солидарности. Удовлетворенный Жорж осушил бокал вина и вкрадчивым голосом обратился к Бержераку:
— Сир Бержерак ведь со мной не станет спорить.
— Умм, — отозвался означенный Бержерак с набитым ртом.
В этот момент король постучал по своему кубку ножом и встал. Разговоры, смех и шутки за столом притихли.
— Мы, король Франции милостью Божьей, желаем воздать должное доблести капитана Бонавентуры. Ее ратные подвиги против английских захватчиков хорошо известны, ее успехи укрепляют славу и престиж нашего дома. — Он прокашлялся. — Я, увы, опечален великим несчастьем, которое претерпевает наше королевство. В эти времена смуты и смятения как никогда важно вознаградить наших верных слуг, тех, кто посвящает свои мечи и жизни защите своего сюзерена.
Карл сделал паузу, оглядывая собрание вельмож взглядом, который можно было бы истолковать, как лукавый. Жоржа де ла Тремойля, который застыл в своем кресле, охватило дурное предчувствие.
— Мы желаем, — произнес король неожиданно окрепшим голосом, — чтобы наша верная подданная Катрин Бонавентура, капитан роты, известной как «Топоры», с сего дня была произведена в дворянство и наделена феодом, баронством Буа-Куси, с передачей титула и привилегий ее законным потомкам. Заботясь о благе королевства, мы далее приказываем, чтобы баронесса Буа-Куси получила верительные грамоты, позволяющие ей действовать в качестве военачальника везде, где она сочтет нужным, и требовать поддержки нашей королевской армии. Мы приглашаем наших верных вассалов оказывать ей помощь, вместе со своими людьми.
Де ла Тремойль медленно выдохнул через ноздри, от его пухлых щек отлила кровь. Король решил все сам, не советуясь с ним. Это… крайне огорчительно.
С вершины орлеанских крепостных стен Мартин оглядывал линии оборонительных укреплений противника вокруг города. Довольно дырявые, кстати, линии. Несмотря на бастионы и форты, несмотря на городьбу с торчащими кольями, большие куски земли почти не охранялись, и повозки с припасами проскальзывали как по маслу. У англичан просто не хватало людей и материалов, чтобы охватить такую длинную стену.
И между тем никто ничего не предпринимает. Ждут. Чего? У меня такое ощущение, что я целую вечность морожу себе яйца на этих долбаных валах! Почти два года злобно пялимся с англичанами друг на друга. Два года вялой осады, с накатывающими время от времени волнами стычек. Слушая переклички осаждающих и осажденных по обе стороны крепостной стены, кажется, будто все давно перезнакомились.
