Нельзя хромать. Кривые, слепые, горбатые не оскверняют этого дворца. Блаженному царю Валаршу, брату Пероза, не из мести прокололи тут зрачки три года назад. Просто не нужен он стал на престоле, а формальных изъянов не имел. Царь персов должен быть чист телом, пропорционален членами и способен покрывать женщину. Телесное уродство, по их мнению, искажает мысли. И люди, на которых смотрит он, не должны быть безобразны. Сенатор ступает теперь ровно, размеренно… Никто почему-то не рассказывал ему об этом дьявольском свете внутри дворца. Отсюда, с солнца, ничего не видно. Только холодная красная глубина без звука и мерцания. Мертвой радугой перевешивается арка с одного конца земли на другой…
Опять низкий беспощадный рык рвется из-под каменных плит. Нет сил больше слушать его, а он не кончается, долгий, звериный. И запах — сладкий, с дымом и кровью…
Тишина еще хуже. «Время Уважения» не имеет конца. Они стоят уже под аркой, в багровом тумане. Солнце осталось сзади, и глаза различают все дальше. Вот они, трубы, — на высоких подставках, мощные, уходящие под самый верх арки. У начала каждой трубы — мехи и безмолвные синие рабы возле них. Звук ударяет из широких жерл в потолок, сотрясает каменный пол и потом извергается в мир всем этим бездонным залом. Дворец царя персов днем и ночью открыт вселенной, только в глубине его тяжелая ковровая завеса. От нее этот адский свет, ровно отраженный по стенам и потолку листовым серебром…
Зал быстро светлеет. Крылатые курильницы отделяются от стен. В глазах бронзовых чудищ — рубины, из сжатых пастей струится розовый дымок. Неподвижны гирканские лучники из гвардии «бессмертных». Два безмолвных ряда их уходят вдаль, до самой завесы. Через весь зал ползут отсюда на животе посланники малых царей. Но император Нового Рима признается сейчас богом и братом этого перса за красной завесой. Поэтому лишь белое полотно натягивают на губы патрициям, чтобы не смешивалось их дыхание с дыханием царя. Два писца — диперана делают знаки — слева и справа. Голые эфиопы нажимают ручки мехов, и трубы ревут. Сейчас хоть можно видеть, как опадают мехи…
Они ступают на широкую ковровую дорогу. Все стоят здесь на установленных местах: бронзовые тени с широкими мечами у пояса. Сначала управители провинций — сатрапы и шахрадары, военные правители — канаранги, потом паткоспаны — управители четырех сторон Эрана. Слева — паткоспан Севера, справа — Юга; затем Востока и Запада. Варвары нуждаются в симметрии.
Сенатор узнает длинного усатого эрандиперпата, с которым подробно обговаривал прием. Даже здесь, перед самой завесой, где одни только персидские стратеги и богородственники, они не смешиваются. Эрандиперпат стоит на одной линии с распределителем денег — эранамаркером, марзпан Армении — с хирским царем. Первыми от завесы стоят главный стратиг — эранспахбед Зармихр Каренид и главный вазирг Шапур из Михранов. Это они лишили зрения бесхарактерного Валарша, освободив трон этому царю. Бык и леопард на их родовых кулонах. Куда занесет персидскую колесницу такая упряжка?..
Трубы ударяют в спину. Патриции валятся на пол, касаясь вытянутой правой рукой завесы. Так было оговорено по «Гахнамаку» — «Книге Порядка». «Голубой» патриций с краю косит глазом. В полушаге от него гривастая голова с приподнявшими влажную губу клыками. Теплое львиное дыхание шевелит волосы ромея. Он хочет отодвинуться, но невидимая рука прижимает его к ковру…
Сенатор теперь стоит прямо перед завесой. Только львы остались с ним на одной линии: два могучих зверя на бронзовых цепях. Он снова закрывает глаза… «Хрисар-гир!.. Прочь хри-сар-гир!» Двадцать тысяч «зеленых» совсем недавно орали это в цирке императору Зенону, требуя отменить городской налог. Попробовали бы здесь!.. Партия — римское слово. По-гречески означает «сторона». Императору следует думать о равновесии…
Впрочем, император Зенон так и не отменил тогда налога. Он привез шестьдесят галер дешевой египетской пшеницы и ввел новый праздник с большими призовыми заездами…
Белые руки протягиваются сзади к лицу сенатора. Прохладное полотно закрывает ему рот и нос. Ревут трубы, приоткрывается завеса, и Агафий Кратисфен падает ладонями вперед, на ту сторону. Правую руку с вытянутым пальцем выдвигает он вверх — за милостью. И лишь когда выдыхаются трубы, поднимает глаза… Фарр — божественное сияние там, в высоте, над головой юноши. Он светится, играя золотыми бликами, покоряя и завораживая. Непосвященному не увидеть цепи, на которой висит над троном большая корона Сасанидов. Прозрачные индийские камни отражают священный огонь. Закрытый красным покрывалом мобедан мобед, главный доверитель духа Аура-мазды, поддерживает горение в высоком жертвеннике. Никого больше нет здесь. Тихо шелестит молитва жреца жрецов Эрана…
Красивое, бронзовое от огня лицо молодого царя неподвижно. Изгиб темных бровей повторяет твердую линию подбородка. Все на месте у персов: парящая в воздухе корона, ровное пламя, шепот мага. Что же разрушает симметрию?.. Глаза царя…
Гром труб. Отрывистые, как волчий кашель, слова вспарывают багровую тишину…
ПОКЛОНЯЮЩИЙСЯ МАЗДЕ КАВАД, БОГ, ЦАРЬ
ЦАРЕЙ АРИЙЦЕВ И НЕАРИЙЦЕВ, ИЗ РОДА БОГОВ,
СЫН БОГА ПЕРОЗА, ЦАРЯ, ПРИНИМАЕТ
ПРИВЕТСТВИЕ ЗЕНОНА, КЕСАРЯ РУМА!..
Губы царя сжаты. Невидимый голос падает с неба. Только сейчас видит сенатор крылья орла на золотой короне. Тусклые железные пластины перьев в пять рядов — древний царский знак Эрана еще со времен Ксеркса…
Опять перед ними завеса — красная, в тяжелых ромбах. Они отходят спиной. Неподвижны эранспахбед и главный вазирг, ровными парами стоят паткоспаны, канаранги, шахрадары. И вдруг звякает бронза. Лев на правой стороне трясет головой, что-то ищет в своей шерсти. Голый раб пинает пяткой в желтый жилистый зад, и лев прижимает уши, укладывается. Отвратительно гудят трубы…
