Мы бредем толпой, разминая затекшие ноги, обходя кочки. Среди них встречаются настоящие великаны. Если бы не снег, то болотина была бы подобна картинке из детской книжки про Африку: высокие травы саванны и термитники. Травы сухие здесь и вправду подстать африканским, кочки очень похожи на термитники, только поменьше. Однако вокруг совсем не африканские сопочки, горные кручи, осыпи и лед, лед.
Вездеход выходит к реке. Дорога — как шоссе высокого класса. Речка, по которой мчится вездеход, покрыта таким ровным льдом, что, будь у нас коньки, можно было бы мчаться как на самом лучшем катке. Берега невысокие — небольшие террасы над руслом, а дальше — склоны горушек и холмов. Смеркается. Солнце уже зацепилось за край самого высокого хребта и скоро нырнет за него совсем. Впереди, на излучине речки, темнеет нагромождение плавника. Ваня поворачивает машину на берег и с разгону преодолевает крутой подъем.
— Перекур, — сообщает он.
— Чаевать давай, — решает Чельгат и первым выскакивает наружу.
Как будто пружина скрыта в старике. Движения легкие, как у юноши.
Завал огромен: лежат вырванные с корнем мощные стволы. То ли паводок их сюда притащил, то ли водой со склона смыло. Некоторые бревнышки потерты — путешественники. Их изрядно помотало по ручьям и речкам, прежде чем они остановились в этой излучине.
Иван машет топором. Зоотехник Анатолий Арсентьевич вспарывает ножом консервные банки с тушенкой и сгущенным молоком.
Женщины мигом распалили костер и уже пристраивают над огнем сразу три чайника. Они уперли в снег длинную жердь и положили ее на треногу из вильчатых толстых палок. Один конец этой жерди поместился над костром. На нем и висят чайники.
Пожилая чукчанка стелет на снег брезент, выкладывает на него буханки хлеба, кусок масла, вытряхивает из мешка юколу.
— А ну, побыстрее, — командует Иван, — а то вода замерзнет!
Замерзнет вода! Постоянная угроза для трактористов и вездеходчиков. Морозы здесь злые. Чуть застынет мотор — прихватывает воду в системе охлаждения. Если остановился на мало-мальски продолжительное время — сливай воду. Даже если она и не успеет заледенеть, то холодный мотор завести очень трудно. Поэтому на коротких остановках все делают очень быстро.
Однако никого и погонять не надо. Хлеб раскромсали мигом, разделили сливочное масло и консервы. Чай заварен прямо в чайниках. Огненно-горячие кружки поставлены в снег — пускай охладятся. Снег под кружками вытаял, и они опустились в образовавшиеся гнезда. Надо торопиться, а то чай совсем остынет. Юкола приготовлена из красной рыбы, главным образом из кеты, кижуча и чавычи. На глаз отличается только по толщине пластин высушенного рыбьего мяса. Приготовлена она одинаково. С рыбы снята шкура вместе с мясом, мясо нарезано поперек мелкими дольками. Оно благородного темного вишнево-красного цвета. Каждая юколина длиной в полметра, а шириной — в ладонь.
Старики едят юколу одновременно с остальной пищей. Чельгат, например, откусывает кусок хлеба с маслом и перед тем, как запить его чаем, отправляет в рот по дольке юколы. Когда мясо съедено, он кладет шкуру в костер. Рыбья кожа вспыхивает — на ней жир горит, — скручивается и чернеет.
— Можно попробовать?
— Пробуй, пробуй, — Чельгат сует в огонь одну юкольную шкурку за другой, обдирая с них мясо.
Чукчанка также торопливо подкладывает к огню рыбьи кожицы.
— Вот еще, — кивает она.
Все-таки мы здесь гости.
Юкольная шкурка оказывается очень вкусной. Она легко жуется и оставляет во рту вкус копчености. Непривычно одно — нет соли. Чукчи не солят юколу. Все традиционные блюда также готовятся без соли. Многие старики вообще не едят соленую пищу. Одного такого, по имени Кеккет, мы уже видели. Он пришел в гости и отказался есть нашу еду, объяснив, что очень солоно, что он всегда ест все без соли. Сидел у нас старик и только пил чай. Даже вкус соли, говорил старик, ему неприятен.
Трапеза кончена. Иван опять пошел заправлять вездеход. Народ притих возле костра. Маленький огонь, а все греет. Солнце уже скрылось, и все густеет алая краска зари. Хребты и сопки выделяются на алом черными силуэтами.
Чельгат вытягивает руку:
— Вон, видите ту сопку?
— Это ту, где чернеет пятно сбоку?
— Нет, вон ту, где наверху стоит что-то.
— Видим, видим.
Над общей панорамой возвышается приметная сопка с какими-то предметами наверху.
— А теперь рядом, маленько пониже, сопку видите?
Рука Чельгата направлена на отдельно стоящую чуть-чуть ниже первой.
— На той сопке, самой высокой, стоит круглый камень. Он ровный-ровный, как шар. Когда-то здесь коряки жили. Тут у них стойбище было. Места здесь рыбные. Коряки летом ловили рыбу, сушили юколу. А зимой охотились — ставили на куропаток и зайцев силки, добывали снежных баранов, диких оленей и лосей. Так и жили. А потом, говорили старики, пришли наши давние предки с оленями. Они все пастбища искали. А может быть, они со своими поссорились, с оленеводами, которые на Чукотке остались, и сюда пришли, чтобы не воевать со своими.
