Многие генералы были слушателями Академии Генштаба и с особым уважением относились к этому старому, заслуженному преподавателю. Пошел он работать к белым после долгих уговоров самого Деникина.
Горожанин познакомился с генералом случайно. В 1919 году, к концу германской оккупации, решением зафронтового бюро ЦК КП(6) Украины Валерий Михайлович был направлен в Одессу со специальным заданием.
Горожанин навестил своего давнишнего приятеля по университету, с которым они вместе в 1911 году окончили юридический факультет. Приятель стал довольно известным присяжным поверенным и при любой власти спокойно работал в своей конторе.
— Поехали, Валерий, на дачу в Люстдорф, — предложил он. — У тестя сейчас живет кузина с мужем. Он старенький генерал, замечательный собеседник, энциклопедист, ума палата. Не пожалеешь.
Старый генерал оказался довольно крепким мужчиной и, действительно, интересным человеком.
— Не понимаю, — обратился он к Горожанину. — Кто же так делает, Валерий Михайлович? Прожить столько лет в Париже и в самую смуту плюхнуться в Россию, где каждый день меняется власть. Вот сейчас мы, батюшка, уже под германцем ходим. А то ли еще предстоит!
— Думаю, это ненадолго, — сказал Горожанин. — И не по всей России каждый день так меняется… власть. Возьмем, к примеру, Питер, Москву… Да и вы от этой смуты не уезжаете за границу… Как некоторые…
— За границу?! Мне? Никогда! — воскликнул генерал. — Россия — моя Отчизна.
— Почему же вы, русский генерал, не защищаете Отчизну?
— А как же ее защитить? Идет братоубийственная война. Большевики — ироды. Я еле удрал от них. Все уговаривали меня пойти на службу в Красную Армию. Куда же я пойду? Я их совершенно не понимаю. И потом… я — военный преподаватель.
— Однако, я слышал… — начал было Горожанин, но старый генерал покосился на него довольно многозначительно, и Валерий Михайлович счел за лучшее промолчать о том, что еще в марте 1918 года В. И. Ленин внес предложение о реорганизации бывшей царской военной академии. И вот уже год как основана Академия Генштаба РККА.
— В белую армию я тоже не могу идти, — продолжал генерал. — С ними — значит помогать иноземцам. И вообще, батюшка, я стар и болен. Я свое отслужил. Да-с.
Прощаясь, генерал просил Горожанина заглядывать в Люстдорф. Вскоре Валерий Михайлович убедил генерала, что стоять в стороне от борьбы человеку военному нельзя. Вот тогда бывший преподаватель академии и дал согласие Деникину пойти на службу в его штаб.
…Валерий Михайлович и инженер-путеец тепло поздоровались.
Инженер, казалось, был несколько смущен встречей. Он то бледнел, то вдруг краснел до ушей, и глаза его, не мигая, сосредоточенно всматривались в лицо Горожанина.
— Как видно, новостей у вас целый ворох, — выждав, произнес Горожанин, — начинайте с более важного, по вашему мнению. Долго, как видно, нам не удастся беседовать, начальник дороги обещал скоро вернуться.
— Валерий Михайлович, — начал инженер. — Вам докладывал Юрий Карлович о моих неприятностях? Я сейчас, как говорят, слуга двух господ. На два фронта. Иного выхода у меня не было. И «Виктория» советовал дать согласие.
— Ну и правильно сделал, — успокоил его с веселой улыбкой Горожанин. — Таким образом начальник контрразведки белых полковник Астраханцев укрепил ваше положение. Сейчас вы для них честнее папы римского. Товарищ Клаусен мне все доложил. А какую информацию передавать Астраханцеву, мы с вами продумаем. Нас будет интересовать агентура, которую белые оставляют после отступления.
— Вы считаете, Валерий Михайлович…
— Уверен. Так вот — эта агентура нас и будет интересовать прежде всего.
— Но это не по профилю… Ведь…
— Знаю. Однако придется постараться. Уверен, что главком и особенно присные его не уйдут, не хлопнув дверью. А надеясь вернуться, оставят целые группы: резидентов, агентов, диверсантов, террористов и прочую сволочь…
Тут вошел начальник Донецкой дороги, разговор перешел на другое.
В феврале, вскоре после изгнания деникинцев, состоялось первое легальное собрание комсомольцев Николаева. Большой зал в помещении Страхового общества был полон. А перед зданием на улице толпились сочувствующие, так называли тогда молодежь, еще не вступившую в комсомол, но помыслами и делами бывшую вместе с комсомолом.
Первым выступил Федор Гроза.
— Товарищи! Я много говорить не буду. Времени мало. А дел у нас по горло. Вы все были вчера на митинге, когда на заводе «Наваль» выступил представитель политотдела сорок первой красной дивизии, освободившей наш город. Товарищ точно и ясно охарактеризовал политическое положение. Мировой капитализм хотел задушить нашу революцию. Но ничего у него не вышло. Провалилась австро-германская авантюра, лопнул второй поход Антанты. Этой Антанте, как сказал Владимир Ильич Ленин на седьмой Всероссийской конференции РКП(б), придется скорее убрать свои войска из России и с Украины.
Власть Советов настолько окрепла, что никакие контрреволюционные банды — внутренние и международные — нам не страшны. Наш рабочий класс с мозолистыми руками добьется полной победы. В третий раз устанавливаем мы в городе Советскую нашу власть — и теперь уже навечно!
Но в наследство нам остались разруха, голод, тиф. Не сложила оружия внутренняя контрреволюция. Поэтому всюду нужна наша помощь, помощь комсомольцев, сочувствующих. И на этом фронте мы победим!
После здравицы в честь Красной Армии и партии коммунистов в зале прокатилось мощное «ура!».
Потом выступила Лиза Мураховская. Она недавно перенесла сыпняк, была подстрижена под машинку и выглядела очень бледной, изможденной. Громко говорить она не могла. Все напряженно прислушивались к ее слабому голосу.
— Теперь, ребята, о комсомольских делах. Первое. Мы должны провести перерегистрацию и открыть запись в комсомол для сочувствующих. Прежде всего, из рабочей молодежи. Во-вторых, имеется постановление губревкома об организации власти на местах и борьбе с контрреволюцией. Уже есть требование из губчека о направлении туда трех комсомольцев. Военком просит комсомольцев для организации охраны нашей границы. Губпродком ходатайствует о выделении пятерых. Нужна молодежь для работы в губнаробразе, политпросвете, профсовете, а главное, на селе. Будем решать, кто куда пойдет.
