— Мне нравится ваша квартира, — Сэм вернулась в гостиную. — Никаких претензий.
На глаза ей попалась фотография, стоявшая на столике у стены. Сэм взяла ее:
— Это ваши родители?
— Да.
— Милые. — Она продолжала вглядываться в снимок.
— Вы говорили, что ваши живут в Аризоне. В Темпе, верно?
— Да.
Мне показалось, она хотела что-то добавить. Или, может быть, что-то утаить. Я внимательно смотрел на нее, пока она разглядывала фотографию.
— Все в порядке? — спросил я.
— Простите. На меня иногда находит такое, когда я смотрю на чужих родителей. Те, что живут в Темпе, на самом деле родители приемные. Я не говорила об этом, потому что…
— Нет, вы не обязаны что-либо объяснять.
— Насколько я знаю, мой настоящий отец погиб при аварии на заводе еще до моего рождения. Что касается матери, мне известен лишь ее адрес да то, что она очень бедна — поэтому, скорее всего, она от меня и отказалась.
— И вам ни разу не захотелось увидеться с ней?
— В молодости я была слишком обижена на нее. Повзрослев, поняла, что тем самым только усложняю себе жизнь, а сложностей мне и так хватает.
— Я понимаю, почему вы так думаете, однако, когда пытаешься справиться с одной нерешенной проблемой, это зачастую очень помогает разобраться в другой.
— Да, но ведь это такая давняя история. Мне кажется, я буду видеть в ней просто постороннего человека, а не свою настоящую мать.
— Поначалу — может быть. Со временем все изменится.
Наш вечер превращался в сеанс психоанализа. Я уже было собрался сменить тему, но тут Сэм сама решила сделать это. Она вернула фотографию на место — рядом с телефоном.
— Можно я позвоню домой? — спросила она. — Хочу сказать Селесте, где я.
— Конечно. Пожалуйста.
Сэм подняла трубку, набрала номер. Я ушел на кухню и избавился от пустых бутылок. Я слышал, как она говорит няне, что заглянула к подруге и немного задержится. Потом Сэм окликнула меня:
— Дэвид, какой у вас номер?
Я подошел к двери кухни и назвал номер. Она повторила его Селесте.
— Я всегда стараюсь дать ей несколько способов связаться со мной, — положив трубку, сказала Сэм. — У нее есть номер моего сотового, но я этим штукам не доверяю. В половине случаев дозвониться по ним невозможно.
— Да, я знаю.
Она глянула мне через плечо:
— Так это кухня?
— Готова и ждет вас, — ответил я.
— Превосходно. Что ж, тогда начнем сеанс магии.
Я провел ее в эту самую непопулярную комнату моей квартиры. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы здесь освоиться.
— А вы не шутили, — сказала она, открыв холодильник и заглянув в него.
— Нет. Я же вам говорил — ледяная пустыня.
Сэм, развернувшись на каблуках, окинула взглядом кухонные шкафчики.
— Макароны, — сказала она.
Я открыл один из шкафчиков. На верхней полке — за предназначенным для микроволновки попкорном и парой банок с супом — лежала коробка вермишели.
Сэм взяла у меня коробку, вернулась к холодильнику, достала яйца, масло и баночку с каперсами. Потом открыла морозилку и принялась копаться в ней.
Я услышал: «Ага!» Сэм держала в руке упаковку филе.
— Теперь мне нужна большая миска и специи.
Я отыскал для нее миску, открыл круглый вращающийся шкафчик, в котором хранились разные пряности.
— Фартук понадобится? — спросил я.
— Мысль, пожалуй, неплохая, — сказала она.
Я нашел фартук, вручил ей.
— Так что же мы готовим?
— Блюдо без названия.
— Интересно. «Безымянная вермишель». Звучит неплохо.
Она чуть склонила голову набок.
— По-моему, тоже, — сказала она. — Название, снимающее с повара всякую ответственность.
Я, улыбаясь, облокотился на кухонный стол и принялся наблюдать за ее действиями. Мясо отправилось в микроволновку размораживаться. Яичные белки, пряности и часть каперсов — в миску.
— А вы, похоже, знаете, что делаете, — сказал я.
— Это одна только видимость, — ответила Сэм.
— Какая-нибудь помощь требуется?
Она на секунду задумалась.
— Можете открыть вино. У вас, надеюсь, где-нибудь припрятана бутылка на всякий случай?
— Да вроде бы, — сказал я.
На самом деле я знал точно — припрятана. Когда я ухожу в отпуск, многие пациенты дарят мне вино. За несколько лет у меня скопилось столько бутылок, что я не знал, куда мне их девать.
Я принес бутылку «каберне», вытащил пробку, наполнил два бокала.
— За безымянную вермишель, — сказал я.
Сэм подняла свой бокал.
— И за лучшие дни впереди, — добавила она.
Хороший повод для начала серьезного разговора.
— Послушайте, Сэм, в другом случае я сказал бы вам об этом во время нашего сеанса, однако в данных обстоятельствах лучше поговорить сейчас. Я обсудил ваше дело с одним моим другом. Он адвокат и…
Она не на шутку встревожилась.
— Вы ведь не назвали ему мое имя, правда? — спросила она тоном почти паническим.
— Нет-нет. Ничего такого, что могло бы выдать вас, я говорить не стал. Мне нужен был совет, как ваш муж может использовать давнюю попытку самоубийства, чтобы отказать вам в доступе к ребенку.
— И что сказал ваш друг?
— Ну, он хороший адвокат, однако семейным правом не занимается. Так что сказанное им ни в коей мере не окончательно. Он считает, что, если вы пойдете на процесс, у вас будут хорошие шансы выиграть его.
— На чем они основываются?
— На нескольких вещах: на времени, прошедшем после попытки самоубийства, на том, что, когда она произошла, вы не были матерью, и самое главное — на том, что теперь вы мать. И к тому же хорошая.
Услышанное, казалось, ошарашило ее.
— Предстать перед судом, вытащить все на свет божий… не знаю, смогу ли я это выдержать.
— Я думаю, сможете. А вот чего вам не выдержать, так это жизни, которую вы ведете сейчас.
Нас прервали три громких сигнала микроволновки. И тут мы оба заметили: нас разделяют всего несколько сантиметров. Наши руки соприкасаются, мы смотрим друг другу в глаза. Неотрывно.
У нее была прекрасная кожа. Полные губы. Мне хотелось поцеловать ее. Возможно, я и махнул бы рукой на профессиональную этику и сделал то, чего делать не следовало. Однако в этот миг я опустил взгляд и увидел слова, вышитые на переднике Сэм: ПОЦЕЛУЙ ПОВАРА. Этот фартук я подарил Ребекке.
Я отступил назад. Сэм выпустила мою руку.
— Что с вами? — спросила она. — Вы словно привидение увидели.
Так оно и было.
После этого мы оба могли бы ощутить неловкость. Но нет. Сэм закончила с готовкой. Мы ели, разговаривали, пили вино — вообще вели себя так, точно ничего не произошло.
Я рассыпался в похвалах безымянной вермишели Сэм, настоял на том, что приберусь и помою посуду, а потом увидел, что Сэм пытается справиться с зевотой.
— Думаю, мне уже пора быть в постели, — сказала она. — Вы не окажете мне услугу, не проводите до такси?
— Я поступлю гораздо благороднее, — сказал я. — Провожу вас до дому.
— Что за глупости. В этом нет никакой необходимости.
— И все-таки провожу. Во имя всеобщего джентльменства.
Она выставила вперед подбородок:
— Хорошо. Но имейте в виду, я живу в верхнем Вест-Сайде.
— Ой, напугали!
Она рассмеялась, взялась за сумочку. Я прихватил свой плащ и ее накидку. Мы вышли из квартиры, спустились на лифте, дошли до угла улицы и сели в такси.
— Пятьдесят шестая, угол Западной Восемьдесят первой, к западу от Центрального парка, — сообщила водителю Сэм. Я добавил, что поеду обратно. Машина тронулась.
Мы разговаривали о новых фильмах. Она смотрела их во множестве, я не видел почти ни одного.
Мы остановились на светофоре. За окном светилась вывеска какой-то студии йоги.
— Я действительно ненавижу его, Дэвид, — сказала она, когда загорелся зеленый и машина поехала снова.
— Потому вам и следует всерьез обдумать то, о чем мы говорили. Вы можете выбраться из этого… вместе с сыном.
— Послушать вас, так это проще простого.
— Просто не будет. Я знаю. Но я могу помочь вам пройти через это.
Такси остановилось. Угол 56-й и Западной 81-й.
— Дом, милый дом, — саркастически произнесла Сэм.
Я смотрел на ее особняк. Кирпичный, с колоннами. Высокие окна. Ящики для цветов. Прямо над входом — огромный каменный орел с распростертыми крыльями.
— Знаю-знаю, птичка великовата, — сказала она. — Скажем так: не я ее выбирала.
Она повернулась ко мне. Снова то же. Вблизи друг от друга, лицом к лицу. Искушение опять тут как тут. Хотя на этот раз отвернуться мне было легче. Опыт уже имелся.
— Ну что же, до четверга? — сказал я.
— Да, до четверга, — ответила она и собралась вылезать из машины.
— Подождите, я провожу вас до двери.
— Не надо. — Она улыбнулась и накрыла своей ладонью мою. — Спасибо, Дэвид. Спасибо за все.
Я смотрел, как она выходит из машины, идет к двери особняка. Она порылась в сумочке, нашла ключи, помахала мне рукой. Такси отъехало, но я еще успел в последний раз взглянуть на нее. На Сэм Кент. Такую красивую. Такую доступную.
Мою пациентку.
Две ночи спустя меня разбудил телефонный звонок. Времени было около двух тридцати. Я снял трубку.
— Алло?
На другом конце молчали.
— Алло? — повторил я.
И наконец послышался голос — голос Сэм.
— Я сделала это, — тихо сказала она.
— О чем вы? Что сделали? Ушли от мужа?
— Нет, Дэвид, — ответила она. — Убила его.
Я подскочил на постели.
— Сэм, где вы? — спросил я. И услышал тихий плач.
— Дома.
— Послушайте. Вы не трогали снотворное?
Ответа не последовало.
— Черт, Сэм. Отвечайте! — во все горло заорал я. Мне нужно было знать, не пытается ли она покончить с собой… снова.
— Это был единственный путь, Дэвид, — прошептала она. — Единственный.
Я услышал глухой удар. Телефон упал на пол.
Трусы, майка, носки. Неудачно потянувшись за лежавшим на бюро бумажником, я скинул его на пол. Опустился на колени, чтобы подобрать его, и тут же ударился головой о выдвинутый ящик комода. И ничего не почувствовал. На ощущения у меня не было времени.
Могла ли она и вправду сделать это? Конечно, не могла.
Все, можно идти. Нет, погоди, — ключи. Я выскочил из спальни и бросился прямиком к столику у дивана. Маленькая керамическая чаша из Мексики. В ней я их всегда и держал. Ключи. Да где же они? Я обшарил всю кухню. Ключи лежали в пустом стакане, из которого я пил бурбон с водой.
Каждая секунда отнимает у нее кусочек жизни.
Я сорвал с вешалки пальто, захлопнул за собой дверь квартиры. Вниз на лифте, бегом мимо швейцара, крепко спавшего за своим столом. На улицу — я не поймал такси, а скорее бросился под колеса одного из них.
— Восемьдесят пятая, к западу от Центрального парка, — рявкнул я водителю. Постой, постой. Адрес был другим. — На самом деле мне нужна Восемьдесят…
Я умолк. Восемьдесят какая? Никак не мог вспомнить.
— В общем, поезжайте к Центральному парку и восьмидесятым, и как можно быстрее, — сказал я.
Таксист щелкнул рычажком счетчика, и мы поехали.
Впереди загорелся желтый свет. Если водитель поднажмет, может, и проскочим. Однако он затормозил еще до появления красного. Понятно, ему нужны дополнительные стимулы.
— Даю вам два доллара за каждый красный, на котором вы не остановитесь.
Таксист принялся чесать подбородок.
— За такие деньги и рисковать-то не стоит, — пробормотал он.
— Ладно, пусть будет пять, — сказал я.
Это, похоже, подействовало.
— Сделаю, что смогу.
Через два квартала мы, чтобы не торчать в хвосте остановившихся на светофоре машин, выскочили на отведенную для автобусов полосу, и таксист заработал свою первую пятерку. Он вертел головой из стороны в сторону, высматривая идущие наперерез машины, не говоря уж о полицейских.
Полицейские. Я им не позвонил. Это ошибка. Я повел себя как Дэвид Ремлер-мужчина, а не как Дэвид Ремлер-врач.
Я быстро обшарил карманы. Сотовый я, разумеется, забыл.
— У вас кровь, — сказал водитель. Я глянул в зеркальце заднего вида, и он указал пальцем: — Там, на лбу.
Я ощупал свой лоб. Тут сухо, тут тоже… а вот тут мокро. Что-то вязкое и теплое на правом виске. Поднеся пальцы к глазам, я увидел кровь. Порылся другой рукой в карманах, отыскивая платок или бумажную салфетку. И ничего не нашел.
— Держите, — сказал водитель. Я перевел взгляд на него — таксист протягивал мне смятое в ком бумажное полотенце. Я развернул его и сложил квадратиком. Прижал полотенце к ране, пытаясь остановить кровь.
Мы уже приближались к нужному месту. Семидесятые, к северу от западной оконечности Центрального парка. Я вглядывался в окно, надеясь увидеть что-либо, способное подстегнуть мою память. Магазин. Дом. Вывеску.
И увидел. Перед самым углом 81-й — неоновая вывеска в окне второго этажа: ЗАЙМИТЕСЬ ЙОГОЙ! Я видел ее ночью, когда ехал с Сэм.
— Поворачивайте на Восемьдесят первую! — рявкнул я водителю.
Он повернул, визжа покрышками, на красный свет.
— Какой номер? — спросил он, выровняв машину.
— Я узнаю с виду, — ответил я. И через несколько домов закричал: — Вон там, слева! Это он.
Особняк Сэм. Каменный орел.
Таксист остановился. Выключил счетчик. Тот показывал 8.50.
— Плюс девять раз на красный, — напомнил мне таксист.
Вообще-то, их было всего лишь семь, однако спорить я не собирался. Уже наполовину выбравшись из машины, я перебросил через перегородку шестьдесят долларов. Машина унеслась, едва я захлопнул дверцу.
В особняке не было ни одного освещенного окна. Я взбежал по ступенькам к дверям. Ударил кулаком.
Неожиданно ручка повернулась. Я не мог в это поверить. Сэм хотела, чтобы я примчался и спас ее. Она нарочно оставила дверь незапертой. Я вошел внутрь. В доме было темно, и только отблески уличных фонарей создавали причудливую игру теней, ничего толком не освещая. Однако я чувствовал то, чего не мог видеть, — пустынный простор большого холла и тишину окружавших его комнат. Я пошарил в поисках выключателя, нащупал круглую кнопку. Над моей головой вспыхнула хрустальная люстра.
— Сэм! — крикнул я. Никакого ответа.
Я снова крикнул, громче. И опять тишина.
Направо и налево вели арочные проходы, прямо передо мной поднималась огромная, красного дерева лестница. Я помедлил, размышляя: где бы я находился, если бы только что убил мужа и пытался покончить с собой?
Наверху, ответило мне мое нутро. Я побежал, выкрикивая имя Сэм. На втором этаже я включил свет. И увидел широкий коридор с двумя дверьми по каждую его сторону и еще одной, в самом конце. Все были закрыты.
Тревога, приток адреналина, нетерпение и прежде всего — страх. Боязнь обнаружить худшее за каждой из дверей. Первая — гостевая. Минималистский облик почти не используемого помещения. Но и не более того.
Я бросился через коридор и ворвался во вторую комнату. Здесь оказался маленький кабинет. Я увидел диван, кресло, множество книг и письменный стол. Но никаких признаков Сэм. Равно как и ее мужа.
За следующей дверью — еще одна спальня. Побольше, но тоже необжитая. Я снова выкрикнул имя Сэм. По моему лбу струился пот, я принялся вытирать его. На тыльной стороне ладони осталась широкая кровавая полоса.
Новая пробежка по коридору. Я ворвался в ванную комнату. Раковина, унитаз, душ прикрыт занавеской. Я замер на месте, испытывая приступ ужаса. Медленно приблизился к занавеске. Приготовился к тому, что может находиться за ней. Ухватил занавеску, рванул ее в сторону. Всего лишь пустая ванна.
Четыре двери. Осталась одна.
Дверь эта бросилась мне в глаза, едва я поднялся по лестнице. Я вдохнул, выдохнул, потянулся к дверной ручке, повернул ее. Заперто.
— Сэм! — крикнул я и ударил в дверь кулаком. Тишина.
Она должна быть там. А следом другая мысль: «Они там оба — Сэм и ее муж. Убийство плюс самоубийство?»
Необходимо выяснить, что и как. Я отступил на шаг, собрался с духом.
Снова и снова колотил в дверь. С каждым ударом дерево содрогалось, и наконец дверь распахнулась, стремительно повернулась на петлях и ахнула о стену. Я вошел внутрь. Остановился, ощутив напор холодного воздуха — все окна здесь оказались открыты.
Из коридора в комнату падал свет. Я щелкнул выключателем. Торопливо окинул взглядом комод с зеркалом, туалетный столик, неразобранную постель с толстыми одеялами. Слишком толстыми, вдруг сообразил я.
И тут я начал понемногу понимать, что вижу. Очертания головы… возможно, руки… то, что может быть парой ног. Я подошел к кровати, отогнул угол одеяла и тут же вскрикнул.
На кровати лицом вниз лежал мужчина. Мертвее мертвого. Его тело и все вокруг было залито кровью. Я разглядывал его спортивные брюки и футболку. Футболка вся изодрана — там, где в тело вонзался нож. Самого ножа не было.
«Я убила его, — сказала Сэм. — Убила своего мужа».
У меня в голове теснились картины того, что здесь, должно быть, произошло. Я смотрел мужу Сэм в спину, не находя сил взглянуть ему в лицо. Что показалось мне неправильным. Не знаю почему, но я чувствовал, что должен увидеть его лицо. Как будто, пока я не увижу его, все случившееся останется нереальным. Ухватив труп за правое плечо, я начал приподнимать его. Так вот что такое мертвая тяжесть. Наконец тело перевернулось.
Я получил целый набор впечатлений, каждое из которых заставило меня содрогнуться. Кровь, густая и липкая, залившая грудь покойника. Открытые глаза, наполненные ужасом и, казалось, впившиеся в мои. Но самым тревожным было вот что: взглянув в лицо мужа Сэм, я невольно подумал: «Я с ним где-то встречался». Я уже видел этого человека. И не на фотографии, а вживую. Я только не мог вспомнить, где и когда.
