— Мы уже уходим. Все, домой, ужинать. Завтра, — сказал Бран.
Астроном поглядел по очереди на всех и ничего не сказал.
Ханно сказал своим хриплым добрым голосом:
— Пойдем с нами наверх, хоть один этот раз, приятель. Наверху темная ночь и как будто идет дождь; сейчас ноябрь; ни одна живая душа не увидит тебя, если ты придешь и посидишь в моем доме, один раз, и поешь горячей пищи, и поспишь под крышей, а не под толщей земли совсем один!
Геннар отпрянул назад. Как будто свет померк, когда его лицо скрылось в тени.
— Нет, — сказал он. — Они выжгут мне глаза.
— Оставь его в покое, — сказал Пер и стал толкать тяжелую, груженную серебром тележку по направлению к штреку.
— Посмотри, где я тебе сказал, — сказал Геннар Брану. — Шахта не мертва. Посмотри своими собственными глазами.
— Хорошо, я приду вместе с тобой и посмотрю. Доброй ночи!
— Доброй ночи! — сказал астроном и свернул в боковой тоннель, в то время как они продолжили свой путь. Он не зажег ни свечи, ни лампы; они видели его лишь мгновение, а потом все поглотила тьма.
Утром его не было на обычном месте. Он не пришел.
Бран и Хакно искали его, сначала лениво, потом весь день. Они ушли так далеко вниз, насколько у них хватило духа, и пришли наконец к началу провалов. Они вошли в тоннель, перекликаясь время от времени, хотя в огромных пещерах даже они, рудокопы, всю свою жизнь не осмеливались громко разговаривать, так как боялись бесконечного эха в темноте.
— Он свалился вниз, — сказал Бран. — Дальше вниз. Вот что он сказал. Идите дальше, вы должны идти дальше, чтобы найти свет.
— Но света нет, — прошептал Ханно. — Здесь никогда не было света от сотворения мира.
Но Бран был упрямый человек, с буквальным и доверчивым рассудком; и Пер послушал его. Однажды они вдвоем дошли до места, о котором говорил астроном, где большая жила белого гранита, которая прорезывалась в более темной скале, была оставлена нетронутой полвека назад как несущая опора. Они укрепили свод старого забоя, где подпоры ослабли, и начали копать. Не белый камень скалы, а рядом с ней; астроном оставил там пометку, нечто вроде схемы или символа, нарисованного копотью свечи на каменном полу. Они наткнулись на руду на глубине в один фут, под слоем кварца; под ним — теперь работали все восемь — удары кирок обнажили самородное серебро, жилы, жилки, россыпи и узлы, сверкающие среди разбитых кристаллов в раздробленной скале, как звезды и созвездия, глубина под глубиной, свет без конца.
