Макс знал, что было причиной ее состояния. Ему было известно о Брайане. Он составил свое представление о случившемся по ее скупым словам. Но в основном свои сведения черпал из сообщений прессы: за материалом в «Ньюс» последовали публикации в «Ньюсуик», фоторазворот в «Лайф», а затем даже сюжет в телепрограмме «Тудей». Неделю или около того Брайан с Рэйчел были любимчиками всей Америки.
После той первой недели Роза больше никогда не упоминала имени Брайана. Между тем Макс видел, что она страдает. Страдание было в ее глазах. Господи, эти глаза! Они преследовали его, даже когда ее не было рядом. Один Бог знает, что творилось в ее сердце. В этом бедном сердце, над которым так надругались.
Странно, но страдания сделали ее жестче, сильнее и даже… ярче. Словно бриллиант прекрасной огранки. Как одержимая училась она, чтобы получить степень бакалавра, а потом сумела получить в Колумбийском университете диплом с отличием. Так что когда Макс и его партнеры приняли на службу молодого адвоката Розу Сантини, то это не было одолжением. Скорее можно было бы говорить об одолжении с ее стороны.
Появление официанта с чаем прервало поток его воспоминаний.
Макс почувствовал, как на душе у него полегчало. С удовольствием следил он за лицом Розы и ее широко распахнутыми глазами, когда она смотрела, как официант накрывает стол. Высокий куполообразный шеффилдский чайник; серебряное ситечко на чашке; сахарница с горкой блестящего коричневого сахара «демерара»; белый фаянсовый кувшин с кипятком и молочник с горячими сливками.
Роза в изумлении уставилась на всю эту роскошную сервировку.
— Прямо не знаю, с чего начать, — призналась она. — Может, они организуют тут курсы для начинающих? Я бы с удовольствием на них пошла.
По-детски изумленное лицо Розы напомнило Максу о маленькой обезьянке. Ему не достает дочери. Когда он собирал вещи, отправляясь в Лондон, она молча сидела на краю кровати, застланной стеганым покрывалом. Руки и ноги как спички, золотистые волосы распущены, глаза серьезно следят за ним, провожая взглядом каждую рубашку, галстук или пару носков, отправляющихся в чемодан. Таков был давно заведенный ритуал: она всегда присутствовала при его предотъездных сборах. В старые добрые времена, закончив укладываться, Макс, выпрямившись, упирал руки в бока и цедил сквозь плотно сжатые губы: «Хм-м… Что-то я вроде забыл, а?» Обезьянка при этих словах тут же прыгала в открытый чемодан и заливалась ликующим смехом: «Меня! Ты меня забыл, папочка!» Так бывало прежде. Однако на сей раз она не реагировала на его «Хм-м». Закатив глаза, дочка произнесла с бесконечным презрением в голосе: «О, папочка! Я уже слишком взрослая для таких глупостей!»
Пятнадцать… Господи, как же быстро бежит время! Макса пугала та легкость, с которой люди, которых ты любишь, могут запросто исчезнуть из твоей жизни. Нельзя допустить, чтобы такое случилось с Розой, сказал он себе. Она должна оставаться… хотя бы в качестве просто друга, если уж не возлюбленной.
Макс поднял белый фаянсовый кувшин.
— Сейчас я вам все покажу, — а про себя с горечью подумал: «Старый пердун, недоделанный Генри Хиггинс! Что, не хватает мозгов, чтобы во время отойти в сторону?» Однако продолжил как ни в чем не бывало. — Сначала наливаем молоко. Затем заварку через ситечко — вот так. Не больше чем полчашки. Чай очень крепкий. Потому-то и надо разбавить его кипятком. Ну и наконец сахар, если требуется. Поехали!
Он смотрел, как Роза осторожно делает первый глоток.
— Ничего, — произнесла она. — Но весь этот шум-гам вокруг чашки чая… неудивительно, что в войне за независимость англичане проиграли.
— Пейте и не думайте самоуспокаиваться, — заметил Макс, поглядев на часы. — Британцы пока еще не проиграли… посмотрим, какие глаза будут у Девон Кларк и напомнят ли они белые флаги капитуляции, — закончил он шуткой.
…Макс беспокойно заерзал в кожаном кресле с закрытыми подлокотниками. Двадцать минут второго, и в офисе Адамса Рэтбоуна, эсквайра, в гостинице «Грей», становилось жарко, как в сауне. Между тем до достижения соглашения было так же далеко, как и два с половиной часа назад, когда они сюда пришли. Все это начинало уже казаться нудной салонной комедией, в которой персонажи обмениваются остроумными репликами, но ничего существенного не происходит.
Даже сам офис, подумал Макс, выглядит ненатурально, словно театральная декорация, выдержанная в псевдовикторианском стиле. Обитая материей из конского волоса софа с грудой подушек и подушечек, старинный витой шнур звонка возле дверного проема, резной слоновый бивень на каминной полке… А этот стул в углу, заваленный книгами — скорее всего тоже не больше чем нарочитый атрибут обстановки в диккенсовском духе. Или горящие угли в камине — кому они нужны, когда на улице по меньшей мере двадцать градусов тепла.
