— Кого? — оторопел Антон.
— Ведьмаков, — спокойно ответил старик, — которые способные. Так и на шабаш попал. Иван, кузнец с соседней деревни, свел. Он и сейчас жив: пишет когда… Там мне крепко досталось, что посторонних я в это дело впутал. Про Марию, стало быть, разговор был. Оно, конечно, и верно. Времена были — не чета нынешним. Народ шибко дремучий был. Раз-два, и петуха тебе подпустят. Особенно до баб это дело опасное. В их ить начало-то другое. В нас от мысли сила, а в их — наоборот — от души. А с душой, знамо дело, как совладать? Да баба, она баба и есть. Где не сдержится, порчу наведет… Потому и боялись огласки пуще смерти. Ну и закружило меня, завертело. А ведьмы как на подбор всегда… Наталья одна была…
— Старик закашлялся, засипел трубкой, пуская искры.
Замолчал.
— Заговорил я тебя. Светать скоро будет. Далеко лететь-то?
Антон ответил.
— М-м-м… бывал я у вас, — кивнул головой старик. И тут Антона осенило. Он вспомнил, где и когда видел этого старика. Он подходил к Антону на выставке, попросил картину, Антон даже вспомнил, что именно просил старик: «Пристань». «Волны так только у деревни моей шумят… На закате…» — бормотал он, поспевая за Антоном. Верхоянцев подошел тогда к раме, выдернул без слов картонку, протянул ее старику. И прежде чем в воздухе повисла неловкость, пожал ему руку.
— Полечу я, — сказал Антон.
— Счастливо, — откликнулся старик. — Про луну не забывай. На шабаш попадешь, поклон там… От Еремея, скажи, Столетова.
Антон поднимался вверх спокойный и уверенный в своих силах. Все выходило естественно. Неразрывна связь времен. Вот пришел и его черед принять эстафету. «Ведьмак»… — засмеялся Антон. Племя неустроенных, род неудачников… «Коли зажил сыто, да справно…» Действительно, сытых творцов не бывает…
— Алексей! — раздался звонкий женский голос. Антон кувыркнулся от испуга и закрутил головой. На светлеющем небосклоне видна была стремительно приближающаяся фигурка. Развевающаяся копна волос и белый купальник. Ведьма!
Прежде чем Антон опомнился, их тела сшиблись.
С налета оседлав Антона, ведьма крепко прижала его лицо к груди.
— Ага-а! — торжествующе кричала ведьма, и они, кувыркаясь, падали в бездну. Но вот она, смеясь, отпустила Антона, и улыбка сбежала с ее лица.
— Ты кто такой? — спросила она, отпрянув.
Ошалевший Антон глотнул воздух.
— Новенький, что ли? — обрадованно продолжала ведьма.
Она тряхнула головой, и волосы закрыли белизну незагоревшей кожи. Взяв Антона за плечи, ведьма вгляделась в него.
— Батюшки! Никак Верхоянцев? Что же ты раньше-то не летал? Еще на выставке были у тебя, думали, должен полететь… Или ты не знаешь, где шабашим?.. Вот что, Верхоянцев… Пиши мой телефон. Сюда пиши, постучала она Антона по лбу. — Ох и тетеря ты… — она с сомнением оглядела Антона. Тот приосанился и поддернул трусы. — Значит, так… Запоминай: сорок два! Повтори.
— Сорок два, — эхом откликнулся Антон.
— Девятнадцать.
— Девятнадцать, — механически повторил Антон, так и не придя в себя.
— Сорок девять.
— Сорок девять, — послушно кивнул головой Антон.
— А теперь дуй домой, Верхоянцев, — мягко добавила ведьма. — Да не смотри ты на меня так… Что же ты, ведьмы не видел, что ли?.. Я найду тебя на неделе… Домой, домой, Антон Дмитриевич! Больно несобранный вы сегодня. Не дай бог, ахнетесь где-нибудь. Все вопросы потом.
Выгнувшись змейкой, ведьма сверкнула телом и быстро исчезла на светлом небосклоне.
Антон повисел, приходя в себя, почесался немного, бормоча, глянул на редеющие звезды над головой и, вздохнув, набрал скорость.
Ориентировался он неплохо и спустя каких-нибудь тридцать минут лета был над городком. Торопливо зашел на свой дом и, чувствуя, что лететь становится все труднее, подрулил к окну спальни. Силы оставили его, когда он вцепился руками в подоконник и, тяжело дыша, перевалился в комнату. Сонное тепло кровати было так желанно, а усталость так велика, что он застонал от удовольствия и канул в сон.
