Пылесос гудел уже в коридоре, под дверью его комнаты.

— Мама! — проорал он. — Пожалуйста, выключи эту штуковину!

— Что ты сказал? — откликнулась мать.

— Ничего.

Он сложил числа. Перерасход составил четыреста двенадцать долларов, а не сто одиннадцать. Впрочем, он мог и ошибиться. Корешки чеков и банковский баланс Эндрю положил в конверт для налоговых деклараций.

— Быстрее, Чарли! — крикнули на бейсбольном поле. — Чего ты тянешь?

Эндрю захотелось выйти на поле и поиграть с мальчишками. Он разделся, надел пару старых бутсов, которые лежали у дальней стенки стенного шкафа. Старые брюки едва налезли на него. Жир. Если он не будет поддерживать форму, то раздуется, как воздушный шар. Если он заболеет и ему придется лежать в постели и долго выздоравливать… Может, у Дасти в рукаве спрятан нож… Вроде бы, неплохая идея. Плата за квартиру, еда, учитель музыки, люди в «Саксе», которые продают платья его сестре, девушки, которые раскрашивают жестянки в мастерской его отца, отцовские зубы, врачи, врачи, все живут на слова, которые должны родиться в его голове. Берегись, Флекер, теперь я знаю, что ты задумал. Звуковой фон: выстрел. Стон. Поторопись, надо успеть, пока поезд не пересек границу. Смотри! Он нагоняет нас! Поторопись! Он сумеет? Обгонит Дасти Блейдс банду фальшивомонетчиков и убийц? Успеет первым добраться до яхты? Смогу я выдерживать такой темп? Не год — годы, многие годы… Ты толстеешь, под глазами появляются мешки, ты пьешь слишком много и переплачиваешь врачам, потому что смерть все ближе, а остановиться ты не можешь, не можешь уйти в отпуск от жизни, нет у тебя никакой возможности сказать: «Я хочу посидеть, отдохнуть, прошу меня извинить».

Его мать открыла дверь.

— Звонит Марта.

В бутсах, держа в руке старую, порванную перчатку полевого игрока, Эндрю направился к телефону. Закрыл за собой дверь столовой, тем самым показывая матери, что разговор личный.

— Привет, — поздоровался он. — Да, — пауза. — Нет, — пауза. — Пожалуй, что нет. Прощай. Удачи тебе, Марта.

Он постоял, глядя на телефонный аппарат. Мать вошла, когда он уже двинулся к входной двери.

— Эндрю, я хотела тебя кое о чем попросить.

— О чем?

— Можешь ты выделить мне пятьдесят долларов?

— Господи!

— Это важно. Ты знаешь, я бы не попросила на пустяки. Они для Дороти.

— Зачем ей понадобились деньги?

— Она идет на вечеринку, очень важную для нее вечеринку, там будут большие люди и они, конечно, попросят ее сыграть…

— Приглашения стоят по пятьдесят долларов? — Эндрю уже вышел на крыльцо, стукнул бутсой по верхней ступеньке, очищая от засохшей грязи.

— Нет, Эндрю, — заискивающе ответила мать. — Деньги нужны на платье. Она говорит, что обязательно должна пойти в новом платье. Там будет мужчина, который ей нравится.

— Она его не охмурит, в платье или без, — отрезал Эндрю. — Твоя дочь простушка.

— Я знаю, — мать всплеснула руками. — Но пусть она сделает все, что в ее силах. Мне ее очень жалко, Эндрю…

— Все идут ко мне! — внезапно Эндрю сорвался на крик. — Меня ни на минуту не оставляют в покое! Ни на минуту!

Он уже плакал и отвернулся, чтобы скрыть слезы от матери. Она удивленно посмотрела на него. Покачала головой, обняла.

— Делай только то, что ты хочешь, Эндрю. Не делай ничего такого, чего тебе не хочется.

— Да, — кивнул Эндрю. — Да. Извини. Я дам тебе деньги. Извини, что накричал на тебя.

— Не давай их мне, если не хочешь, Эндрю, — его мать, похоже, верила в то, что говорила.

Он с горечью рассмеялся.

— Я хочу, мама, хочу.

Она похлопала его по плечу, и он зашагал к бейсбольному полю, оставив ее, в недоумении, на ступеньках крыльца.

На бейсбольном поле светило солнце, дул приятный ветерок, и на час он отвлекся, но двигался медленно. И рука болела в плече, когда он бросал мяч. А мальчишка, который играл на второй базе, называл его «Мистер», чего не было в прошлом году, когда Эндрю исполнилось двадцать четыре.