Он понятия не имел, почем нынче подержанные летающие ковры, однако подозревал, что сколько бы он ни кланялся и ни угощал гостя булочками, за шестьдесят эре господин Омар свой ковер не продаст. Он молча скатает его в трубочку, отвесит последний поклон, наденет котелок поверх красной фески и растворится в толпе вместе с ковром.
«Ах, если бы тетушка Хильда была немного посговорчивее!» — сказал он себе, лежа на газоне возле цветочной клумбы.
Тетушка Хильда по каким-то непонятным причинам не любила говорить о деньгах. Она предпочитала разговоры о своем ревматизме, а Свентон со своей стороны считал эту тему куда менее интересной.
«Мда, о вкусах не спорят», — вздохнул он и нащупал в кармане две монетки. Затем он снова вздохнул.
Наконец он сел, встряхнулся и проговорил, хлопнув ладонью по ковру:
— Ты будешь моим! Во что бы то ни стало! Я немедленно позвоню в Селерхамн тетушке Хильде. Я скажу ей, что мне срочно необходим ковер, потому что из щелей в полу ужасно дует. Это должно ее разжалобить.
Однако пора было возвращаться в контору. Он совершенно позабыл о времени и наверняка уже довольно долго пролежал здесь, на Хмельном Поле.
Заметив, что к нему направляется полицейский констебль, судя по всему, для того чтобы сказать ему, что на газоне лежать запрещается, он провел рукой по бахроме и произнес: «В контору!» Сердце у него радостно забилось, когда ковер, словно подхваченный невидимыми руками, взмыл в воздух и поплыл над верхушками деревьев.
Не успев даже опомниться, он влетел через открытое окно в свой кабинет и с легким стуком опустился на пол. Господин Омар поклонился ему и закрыл окно. Частный детектив Тюре Свентон поклонился еще ниже — он поклонился почти до самого пола.
— Надеюсь, господин Свентон доволен ковром? По моему скромному разумению, он летает достаточно быстро и достаточно мягко.
— Не желаете ли отведать булотьки?!! — с воодушевлением спросил Свентон.
Его собеседник не знал, что такое «булотьки».
— Для меня было бы большой честью отведать булотьки в приятном обществе господина Свентона, — ответил он вежливо.
Свентон попросил фрекен Янссон немедленно позвонить в кондитерскую «Руса» и заказать три булочки.
— И побольше сливок!
А затем он добавил, понизив голос:
— Пусть пока запишут в долг.
В ожидании посыльного из «Руса» Свентон осторожно завел разговор о коврах. Он всячески старался скрыть свою заинтересованность, в противном случае, он был уверен, господин Омар заломил бы огромную цену. А выпросить у тетушки Хильды денег в долг весьма непростая задача. Поэтому он сказал, что, к сожалению, он унаследовал не менее семи ковров (даже девять, если считать два ночных коврика, которые были протерты до дыр, но которые в крайнем случае еще можно было использовать).
— Девять штук! Так что, честно говоря, мне вряд ли потребуется еще один ковер.
— Однако есть ли среди этих девяти ковров хотя бы один летающий? — спросил господин Омар.
— Летающий? Хм… я, право, не знаю, я не пробовал на них летать.
— Если господину Свентону ни к чему этот ковер, — проговорил загадочный араб, — то я ни в коей мере не буду настаивать на том, чтобы продать его господину Свентону.
— Хм… дело в том… я, право, не знаю, — пробормотал Свентон. — Мне кажется, что он заметно потерт по краям.
— Да, — согласился незнакомец, — он потерт по краям.
— И в середине тоже. Пожалуй, там он еще больше потерт.
— Да, — согласился господин Омар. — Там он даже еще больше потерт. Мой отец всегда сидел там, когда летал на нем.
Он показал проплешину, где узор был совершенно вытерт.
— Это его любимое место. Он часто летал по делам из Медины в Мекку и обратно. Он торговал верблюдами. А до него мой дедушка. Он часто летал из Мекки и Медину и обратно. Он торговал подержанными шатрами, и у него тоже было свое любимое место на ковре. А от этого остаются следы.
— Да-да, и очень заметные следы, — подтвердил Свентон. — Я не могу заплатить большую сумму за сильно подержанный ковер.
Господин Омар молча поклонился. Свентон становился все более нетерпелив. Обычно люди не признают никаких недостатков в той вещи, которую собираются сбыть с рук, а этот странный человек преспокойно соглашался со всем, что ему ни скажешь.
— Честно говоря, мне кажется, что от него сильно пахнет верблюдом, — продолжал торговаться Свентон.
— Да, — подтвердил господин Омар и поклонился. — От него пахнет верблюдом.
— Очень сильный запах, — сказал Свентон.
— Он особенно заметен, когда стоит такая безветренная погода, как сегодня, — с вежливым поклоном согласился господин Омар.
— Это весьма неприятно, — сказал Свентон.
— Разумеется. Безветренная погода это очень неприятно. Особенно если идти под парусами.
— Я имел в виду очень неприятно, когда от ковра пахнет верблюдом. Понюхайте сами! — Свентон втянул ноздрями воздух. — Вся комната уже пропахла верблюдом!
Арабский незнакомец тоже втянул носом воздух, при этом на лице у него возникло блаженное выражение.
— Можно подумать, что находишься в верблюжьем стойле, — продолжал Свентон, который твердо решил торговаться до последнего.
— Именно это я и хотел сказать. У нас это называется «караван-сарай».
Глаза у Омара стали печальными, словно его вдруг охватила тоска по родным местам. Он еще раз втянул носом воздух.
Свентон нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Никогда в жизни он не слышал ничего подобного. Невозможно торговаться с человеком, который без конца кланяется и со всем соглашается.
— Сколько вы хотите за него? — спросил он напрямик, решив взять наконец быка за рога.
— Для меня было бы большой честью уступить его господину Свентону за пятьсот динаров, — сказал хозяин ковра.
— Пятьсот чего? — переспросил Свентон с удивлением и тут же вспомнил про слово в кроссворде, который ему наполовину удалось решить. — Пятьсот динаров?
Динар и в самом деле был «восточной монетой» (№ 9 по горизонтали, пять букв). Теперь он вспомнил это. Он понятия не имел, сколько это будет в шведских кронах, но был совершенно уверен, что это слишком много.
— Пятьсот — это слишком много за такую старую и потертую вещь. Тем более с таким сильным запахом верблюда.
— Да. — сказал господин Омар и стал неспешно сворачивать ковер. — Пятьсот — это на сотню больше, чем четыреста, а четыреста — это очень крупная сумма.
Вид у него был еще более загадочный, чем обычно. Его глаза были черны, как ночь.
Свентон подумал о Вилле Вессле. Он уже мысленно рвал на себе волосы.
В этот момент в дверь постучала фрекен Янссон. Просунув голову в приоткрытую дверь, она проговорила шепотом, чтобы не мешать их беседе:
— Все готово. Прошу вас, если вы уже освободились.
Фрекен Янссон накрыла в проходной комнате маленький уютный кофейный столик. Посреди стола стояло блюдо с тремя большими булочками.
В них было очень много сливок и очень много миндального крема, а сверху они были щедро посыпаны сахарной пудрой.
— Пожалуйста, начинайте без меня, сказал Свентон. — Мне нужно сделать один важный телефонный звонок.
Свентон плотно прикрыл дверь, схватил телефонную трубку и заказал срочный междугородный разговор с тетей Хильдой в Седерхамне.
— Не может ли тетушка одолжить мне пятьсот динаров? — начал он безо всяких вступлений. — Речь идет о летающем Вессле… то есть, что я говорю… о ковре.
От волнения у него перехватило дыхание.
— Мне совершенно необходим ковер, потому что из щелей в полу ужасно дует.
Услышав, почему Свентону понадобился ковер, тетушка Хильда не смогла ему отказать. Она пообещала немедленно отправиться в филиал Восточного банка и поменять шведские кроны на динары.
«Потом я все ей объясню, — подумал Тюре. Когда я поймаю Весслу и она увидит огромные заголовки в газетах, тогда она поймет меня».
Тем временем фрекен Янссон и господин Омар принялись за булочки со сливками.
— Впервые в жизни имею честь отведать булотьку, — сказал арабский незнакомец и поклонился.
— О! — воскликнула фрекен Янссон. («Неужели он тоже шепелявит? — подумала она. — До чего обидно. Такой симпатичный! В нем есть что-то романтическое».)
Тут вошел Свентон и тоже уселся за стол.
— Я только что звонил в Седерхамн, — сказал он. — Дал указания филиалу Восточного банка выслать мне пятьсот динаров. Думаю, уже завтра мы получим эти деньги. Вас это устроит?
Господин Омар поклонился так низко, что небольшое количество сливок повисло у него на правом ухе.
— Ковер перешел к новому хозяину, — ответил он, не меняя выражения лица.
— Прекрасно! — сказал Свентон и взял с блюда последнюю булочку.
— Господин Омар как раз рассказывал мне, что у него на родине не едят булочек со сливками.
— Не едят? — удивился Свентон. — А что же вы тогда едите?
— Иногда мы едим чепчоуку.
— Что-что, простите? — переспросил Свентон. — Вы не могли бы повторить?
— Охотно, — ответил араб с легким поклоном. — Мы едим чепчоуку.
— Ах вот как, — пробормотал Свентон.
— Ой, какое вкусное название! — воскликнула фрекен Янссон. — Чей…?
— Чепчоука. Приятное на вкус и легкое блюдо из овощей, которое особенно приятно поедать жарким днем, когда дует суховей, а он дует почти всегда.
— А как вы вообще проводите свободное время там у себя в пустыне? — спросил Свентон.
— Иногда мы ездим верхом.
— На лошади? — спросила фрекен Янссон.
— Нет, на верблюде, — с поклоном ответил господин Омар. — И еще мы очень часто пьем кофе.
Свентон ярко представил себе бескрайнее, залитое солнцем песчаное море. Вдали виднелся оазис с зелеными пальмами, караван верблюдов медленно и серьезно вышагивал по песку. Он услышал, как бьют колокола на башнях минаретов незнакомым дребезжащим звуком. В шатре сидел человек с очень восточном внешностью, ел чепчоуку и пил кофе, а горячий свет солнца заливал всю эту картинку, словно расплавленное золото.
«Надо будет слетать навестить их там как-нибудь при случае», — подумал Свентон.
— Ну а булотьки? — сказал он вслух. — Значит, у вас в пустыне нет ничего столь же прекрасного, как булотька со сливками и миндальным кремом?
Незнакомец загадочно улыбнулся. Его глаза казались еще более непостижимыми, чем обычно.
— Булотек у нас нет, — сказал он и поклонился.
«Как жаль, что он тоже шепелявит!» — подумала фрекен Янссон.
— Я так и думал, — ответил Тюре Свентон и вытер сливки с кончика носа.
А в Брусничногорске между тем стояло такое солнечное лето, какого и старожилы не припомнят. Даже пожилые сестры Фредрикссон не могли вспомнить второго такого лета. Каждый день погода стояла такая замечательная, что газоны порыжели, цветы начали засыхать на корню, а пыль лежала на улицах толстым слоем.
В «Уголке Фредрика» приходилось все время поливать пионы, гладиолусы, розы и резеду. Обычно Лизабет, Бьёрн, Ян и Кристина охотно помогали в этом деле. У каждого из них была своя маленькая лейка, из которой так чудесно было поливать цветы. У Лизабет была белая лейка, у Бьёрна — красная, у Яна — зеленая, а у Кристины желтая. Теперь все четыре лейки стояли рядком в сарайчике, и никто не брал их оттуда по вечерам, чтобы полить цветы.
