— Лично я никогда этого не утверждал.
Он не обратил никакого внимания на этот нюанс.
— В конце концов, кто мог бы убить Фуллера?
— Любой, кто не желает, чтобы «Реако» добилась успеха.
— Например?
Я показал ему на окно:
— Вон та компания.
Это не было обвинением в прямом смысле. Я просто хотел ему показать, что это не так уж неправдоподобно.
Сичкин посмотрел в окно и увидел — явно в первый раз — демонстрантов из Ассоциации социологов. Он встал и покачался с ноги на ногу.
— Они устроили демонстрацию, Дуг! Как я и предвидел! Вот это сделает нам просто прекрасную рекламу!
— Они боятся влияния действий «Реако» на занятость, — заметил я.
— Ну что же, я надеюсь, что их страхи вполне обоснованны. Безработица в институтах изучения рынка возрастет прямо пропорционально успеху «Реако»! — И он вылетел из кабинета, бросив: — До скорой встречи.
Его уход был весьма кстати. Стены кабинета словно закружились вокруг меня, и я рухнул прямо возле письменного стола. Мне удалось доползти до кресла и усесться в него, после чего голова моя упала на стол.
Уже через несколько секунд я пришел в себя, но еще какое-то время ощущал некоторое отупение и страх.
Больше уже нельзя было не обращать внимания на эти обмороки, случавшиеся со мной все чаще и чаще. Даже месяц жизни на свежем воздухе в горах ничего не изменил с этими приступами.
Тем не менее я был полон решимости не уступать. Я хотел любой ценой обеспечить начало коммерческой деятельности «Реако».
Что Линч действительно не исчезал — в этом меня ничто бы не смогло убедить. Вполне можно допустить, что никто не видел, как он пришел на вечеринку. Но я не мог допустить, что я только вообразил, будто это на самом деле произошло.
Исходя из этого, я видел три явных нелепости: факт, что Линч испарился; гипотезу, что смерть Фуллера не была несчастным случаем; существование «тайны», которая стоила жизни Фуллеру и послужила причиной исчезновения Линча.
Для проверки хотя бы одного из этих предположений я должен действовать в одиночку, как это прекрасно доказала реакция полицейских офицеров на мое сообщение.
На следующее утро я нашел единственный логичный способ действия, базирующийся на двух факторах: способ связи, которым пользовались между собой Фуллер и я, и одно из замечаний, сделанных Линчем.
Чтобы при совместной работе синхронизировать свои усилия в одном направлении, мы с Фуллером обычно просматривали записи друг друга. Замечания, на которые было необходимо обратить внимание коллеги, каждый из нас писал красными чернилами. По словам Линча, Фуллер сообщил ему секретные факты; но, по всей вероятности, Хэнк доверил бы их именно мне, если бы представился удобный случай. Так что вполне вероятно, что Фуллер перед смертью успел передать мне эту информацию в заметках, написанных красными чернилами.
Я наклонился к интеркому:
— Мисс Бойкинз, личные вещи мистера Фуллера уже забрали?
— Нет, мистер Хол, но скоро должны забрать. Ведь в его кабинете скоро начнут работу столяр и электрики.
Я совершенно забыл, что кабинет Фуллера передают другим службам!
— Попросите подождать с ремонтом кабинета до завтра.
Я не удивился, увидев, что дверь кабинета Фуллера приоткрыта, поскольку кабинет соединялся с помещением, в котором хранились симулэлектронные детали. Но когда я подошел к самой двери в кабинет, то поспешно сделал шаг назад.
За рабочим столом Хэнка сидела какая-то молодая женщина и разбирала его рабочие бумаги. Все ящики стола были выдвинуты, а их содержимое лежало на столе.
Я на цыпочках вошел в кабинет и постарался как можно незаметнее подойти к ней сбоку.
Женщина выглядела лет на двадцать, не больше. Нежная кожа лица, щеки слегка подрумянены. Ее орехового цвета глаза выгодно контрастировали с черными волосами.
Я незаметно подошел к ней сзади. Очевидно, она служила в одной из фирм, которые «Реако» собиралась реорганизовать, или же имела какое-то отношение к непонятным «секретам» Фуллера.
Она почти закончила просматривать рабочие записи. Я видел, как она положила перед собой предпоследний лис-ток, так что я смог взглянуть на последний.
Красный цвет сразу бросился мне в глаза. На листке не было ни текста, ни формул, ни диаграмм. Ничего, кроме неумелого рисунка, наброска фигуры воина — без сомнения, греческого, судя по шлему, тунике и мечу, — и черепахи. Больше ничего. За исключением того, что каждую фигуру подчеркивали жирные красные линии.
Когда Фуллер хотел привлечь мое внимание к важному пункту, он подчеркивал его один или несколько раз, в зависимости от значимости. Например, когда он в конце концов вывел формулу трансдукции, позволяющую программировать эмоциональные характеристики субъективных единиц реакции на симуляторе, то подчеркнул эту формулу красным пять раз: эта формула являлась ключевой для всей системы социального окружения.
Греческого воина и черепаху Хэнк подчеркнул по меньшей мере раз пятьдесят! На большее, видимо, не хватило места.
Но тут, вероятно почувствовав мое присутствие, девушка вскочила. Боясь, как бы она не убежала, я схватил ее за руку.
— Что вы здесь делаете? — с оттенком суровости спросил я.
Она вздрогнула, но на ее лице не отразилось ни страха, ни удивления. Наоборот, ее глаза выражали справедливое негодование.
— Вы делаете мне больно, — произнесла она ледяным тоном.
На мгновение мне показалось, что я уже видел эти сердитые глаза и короткий вздернутый носик. Я ослабил хватку, но не отпускал ее руку.
— Спасибо, мистер Хол. — Ее негодование не уменьшилось. — Вы ведь мистер Хол, не правда ли?
— Именно. Но почему вы грабите кабинет?
— Вы совсем не тот Дуглас Хол, которого я знала, — она энергичным движением высвободила руку. — Ия вовсе не граблю этот кабинет. Меня проводил сюда один из охранников.
В сильнейшем удивлении я отступил на шаг:
— Это вы-то не грабите…
Выражение ее лица не изменилось. По-видимому, она говорила правду.
И вдруг сквозь образ гордой девушки, соединяющей детскую замкнутость и недавний расцвет, сквозь туман восьми долгих лет я разглядел забавного пятнадцатилетнего подростка — Джинкс Фуллер. Я вспомнил, что уже тогда она отличалась отвагой и решительностью, несмотря на косы и школьную форму.
Я вспомнил даже некоторые дополнительные моменты: смущение Фуллера, который объяснял мне, что его впечатлительная дочка втюрилась в «дядю» Дуга; мои тогдашние чувства; мои сказочные двадцать пять лет, когда я под руководством Фуллера писал диссертацию. Для вдовца воспитывать дочь такого возраста было сложно, и Фуллер отослал ее к сестре в какой-то другой город, чтобы дочь нашла там женскую заботу и воспитание, пока не закончит колледж.
Девушка вернула меня из страны воспоминаний:
— Я Джоан Фуллер.
— Джинкс! — воскликнул я.
Она враз растеряла половину своей уверенности, к тому же ее глаза наполнились слезами.
— Я и не думала, что меня кто-нибудь еще раз назовет этим именем.
Уже сочувственно я снова взял ее за руку и, чтобы сменить тему, стал объяснять причину своей грубости:
— Понимаете, я не сразу узнал вас…
— Еще бы. А что касается моего присутствия здесь… меня попросили забрать вещи папы.
Я усадил ее на стул.
— Я собирался сам заняться этим, но я не знал… я думал, что вы далеко.
— Я вернулась месяц назад.
— Вы были у доктора Фуллера, когда…
Она утвердительно кивнула и отвела глаза от бумаг и вещей, сложенных на столе.
Мне не следовало бы говорить с ней о случившейся так недавно трагедии, но я не мог упустить подходящий момент.
— Ваш отец… он казался озабоченным в последнее время?
— Я не заметила ничего такого, — быстро ответила она. — А что?
— Видите ли… — я решил солгать, чтобы лишний раз не огорчать ее. — Мы вместе работали над важной проблемой. Я некоторое время отсутствовал, и мне было бы интересно знать, нашел ли он решение.
— Это связано с функциональным контролем?
Я внимательно взглянул на нее.
— Нет. А почему вы так спросили?
— Так просто. Я не знаю.
— Вы спросили об этом не без причины.
Она явно колебалась.
— Знаете, иногда он бывал задумчивым, проводил много времени в своем кабинете. И на его столе лежала груда книг по этой теме.
Я спросил себя, почему у меня создалось впечатление, что она старается что-то скрыть.
— Если вам не неприятно, я как-нибудь зайду, чтобы просмотреть его записи. Может быть, мне удастся найти то, что я ищу.
Мне казалось, что так будет мягче, чем если бы я заявил, что не верю в несчастный случай с ее отцом.
Она начала складывать вещи Хэнка в большую пластиковую сумку.
— Приходите когда хотите.
— И вот еще что. Вы знаете, что к вашему отцу незадолго до его гибели приходил Мортон Линч?
Она нахмурила брови:
— Кто?
— Мортон Линч, ваш второй «дядя»…
С каким-то странным выражением лица она взглянула на меня.
— Мортон Линч? Я не знаю такого.
Я ошеломленно молчал, пытаясь скрыть свою растерянность. В какой-то степени Линч был частью обстановки, окружавшей Джинкс. Как и я, он последовал за доктором Фуллером, когда тот оставил преподавание ради научной работы. Кроме того, он более десяти лет прожил в доме Фуллеров и лишь два года назад переехал поближе к зданию «Реако».
— Вы не помните Мортона Линча? — я попытался вызвать воспоминания о человеке с седеющими волосами, который строил домики для ее кукол, чинил ее игрушки, целыми днями носил ее на плечах.
— Я никогда о нем не слышала.
Настаивать я больше не стал и начал просматривать стопку заметок и черновиков. На наброске греческого воина я задержался, но рассматривать слишком долго не решился.
— Джинкс, я могу вам чем-нибудь помочь?
Она улыбнулась, внезапно вновь вернувшись к теплоте и беззаботности пятнадцати лет. На мгновение я пожалел, что она так рано влюбилась.
— Я выкручусь, — заверила она меня. — Папа мне кое-что оставил, и я собираюсь работать по своей специальности — оценка общественного мнения.
— Вы собираетесь проводить опросы?
— Нет, не опросы людей. Оценка.
Забавно, что она четыре года осваивала профессию, которую вскоре должны упразднить открытия ее отца.
Но не время было жалеть об этом. Я дал ей это почувствовать, спросив:
— Вы собираетесь воспользоваться своим местом в правлении «Реакшнз энд компании?
— Вы говорите о двадцати процентах, принадлежавших отцу? Я не могу их трогать. Они мне принадлежат, конечно, но Сичкину удалось получить доверенность на управление. Я смогу воспользоваться акциями и процентами, только когда мне исполнится тридцать лет.
Лучшего Сичкин и не мог придумать! Причина была ясна: Фуллер был не единственным, кто желал бы, чтобы часть деятельности «Реако» была направлена на вытягивание человеческого ума из примитивного состояния. У него, кстати, было достаточно голосов «за» на заседании административного совета. Но сейчас, когда Сичкин контролировал его двадцать процентов, было абсолютно ясно, что симулятор будет служить одним только практическим, денежным интересам.
Девушка тем временем все уложила и закрыла пластиковую сумку.
— Извините, что я обошлась с вами невежливо, Дуг. Но я была возмущена. Я думала, что вы с радостью займете место папы. Хотя я должна была сразу понять, что вы не такой человек.
— Конечно. В любом случае, дела идут не так, как хотел бы доктор Фуллер. То, что происходит, мне совсем не нравится. Я останусь в фирме только до того момента, когда симулятор станет реальностью. Работа доктора заслуживает по меньшей мере этого.
