Поставив на землю фонарь, я немного расслабился. Пусть теперь подходят мои друзья. Я взял себя в руки и могу посмеяться над своими недавними страхами.
Я сидел, опершись спиной о ствол дерева, и размышлял. Прошло уже пять дней после того, как Эрик, Катя и я зарыли клад в гуще леса — там, где мы построили хижину. И только сейчас, когда вся наша компания соберется вместе, мы отправимся туда, где спрятано сокровище. Я представлял, как удивится Очкарик — да что там, он будет просто потрясен, — когда увидит деньги. Ведь ему ничего не известно о нашем кладе. Мы ни словом не обмолвились о том, что собираемся потратить тысячу крон на то, чтобы воплотить в жизнь изобретение, которое он сделал вместе с Штоффером. Я воображал, как Очкарик будет счастлив, когда узнает об этом. И мы вместе с ним.
Пожалуй, самое время рассказать о моих друзьях. Я так увлекся, описывая свои приключения в темном лесу, что забыл об этом. В первую очередь представлю Эрика. Ему почти пятнадцать, зимой он блондин, а летом его волосы так выгорают, что кажутся седыми. Вот уже много лет он — мой лучший друг. Мы учимся с ним в одном классе, конечно, в Копенгагене. А здесь, в приютившемся на северном берегу острова Зеландия небольшом курортно-рыбачьем поселке, где обычно проводим летние каникулы, мы живем поблизости друг от друга. Он с родителями — у них своя дача, а я у дядюшки с тетушкой, которые обитают тут круглый год.
Теперь об Очкарике. Собственно, это прозвище: он близорук и постоянно носит очки. А зовут его Пелле и учится он тоже в нашей школе. Очкарик из бедной семьи. Его отец долго был безработным, а мать тяжело болела. В этом году они по совету врача сняли старое бунгало — летний дом с гаражом в березовой роще за поселком. Очкарик никогда об этом не говорил, но наверняка его родителям с большим трудом удалось наскрести деньжат на отпуск. Кстати, мои предки тоже не очень состоятельные люди, но мне каникулы не стоят ни гроша. А вот у отца Эрика немалый капитал.
Не знаю, что это я о деньгах-то разговорился. Собственно, мне только хотелось сказать, что Эрик и я были не очень-то обрадованы, когда узнали, что Очкарик тоже собирается провести здесь каникулы. Дело в том, что в школе мы с ним не дружили, более того, нам он казался странным парнем. Он ничем не интересовался, кроме физики и химии, и был просто без ума от этих предметов, которые мы с Эриком терпеть не могли. Вот почему с Очкариком у нас не было ничего общего. Во всяком случае, так думали мы до начала каникул.
Здесь же мы вдруг обнаружили, что совершенно неправильно судили о нашем школьном товарище. Когда узнали его поближе, он оказался на самом деле парнем что надо, В пустом гараже возле бунгало Очкарик устроил настоящую лабораторию и производил там всевозможные опыты. Вот таким умельцем был наш физик-химик.
И несколько слов о Кате. Может, я поступаю не особенно вежливо, когда говорю в последнюю очередь о единственной девочке в нашей компании. Но я просто не уверен, что хорошо ее знаю. Итак, ей четырнадцать, темноволосая, загорелая, очень красивая. Отец у нее славянского происхождения — не то из России, не то из Польши. Поэтому и имя у нее такое. Живет она здесь вместе с ним, ведет хозяйство, готовит еду. И тем не менее ухитряется целые дни проводить вместе с нами. Не знаю даже, как ей это удается. Возможно, потому что ее отец — профессор. А ученые люди, как известно, не обращают внимания на то, что пыль в доме вытирается не особенно тщательно. А потом Катя рассказывала, что он любит одиночество и ему даже приятно, если она уходит из дома.
Мне кажется, что Катя самая милая, самая веселая и самая красивая девочка из всех, кого я встречал когда-либо. Я всегда считал: все девчонки зануды и очень назойливы. Но сейчас должен признаться: это большая ошибка!
Возможно, то, что я тут написал, читатель сочтет скучноватым. Но без этого вступления обойтись нельзя. Далее история пойдет поинтересней.
Очкарик изобрел какую-то штуковину, улучшающую работу автомобильного двигателя. И сейчас вместе со Штоффером, местным автомехаником, проводил испытание своего детища.
Да, вот о чем я забыл упомянуть: у Эрика есть собака по имени Шнапп[1] Мы все считаем пса членом нашей компании.
А теперь вернемся в ночной лес, где я поджидал остальных. Примерно минут через пять я услышал быстрые, легкие шаги. Схватив фонарь, я приготовился в случае чего дать тягу. Но все обошлось. Послышался крик совы, на который я ответил так же.
— Алло, Катя! — крикнул я, узнав ее голос. — Ху-у-у-у!
— Ху-у-у-у! — услышал я в ответ. — Почему ты сидишь в такой темноте?
— Хочу сэкономить керосин, — попытался я пошутить. — Ты пришла одна?
— Да. И очень торопилась. Мне показалось, что опаздываю.
— Ты зря ночью путешествуешь в одиночку, — укоризненно заметил я.
— А кого мне бояться? — вскинулась Катя. — Почему вы думаете, что я труслива? Только потому, что я девочка? Да? Вы вот ведь не боитесь, а почему я должна дрожать от страха?
— Ладно, — миролюбиво протянул я, глубоко вздохнул и подумал: «Нет, я пока ничего не расскажу ей о том таинственном незнакомце, которого здесь встретил».
— Впрочем, я действительно немного побаивалась, — честно призналась моя подруга. — И очень обрадовалась, когда услышала твой сигнал.
Я зажег фонарь и поставил его на землю. Потом мы уселись на траву и стали ждать. Сидели почти молча, лишь изредка обмениваясь короткими фразами. В лесу было так тихо, что мы невольно понижали голос, чтобы не нарушать ночной покой. Да я к тому же был просто не в силах поддерживать разговор. Когда с нами были другие, у нас находилось немало тем для разговора. Но оставаясь наедине с Катей, я не мог найти подходящих слов и становился буквально немым. Похоже, то же происходило и с ней, Мы оба молчали. И не потому, что нам нечего было сказать друг другу. Просто так было лучше и для меня и для нее. Нам почему-то было приятно помолчать.
Вдруг раздался сильный шум, будто сквозь лесные заросли продиралось стадо кабанов. На минутку все стихло, и раздался громкий крик совы, затем топот возобновился и стал приближаться к нам.
— Это Очкарик и Эрик, — сказала Катя, улыбнувшись.
— Да, они, — подтвердил я и подал ответный сигнал.
Через минуту друзья присоединились к нам.
— Привет! Давно ждете?
— Нет, но надо уже поторапливаться!
С фонарем в руке я тронулся первым по узкой тропинке. Ребята гуськом пошли за мной — Эрик, Катя и последним Очкарик. По пути я подумал, что, пожалуй, лучше было бы выкапывать клад днем: и проще, и удобней. Но я не мог вспомнить, чтобы кто-то когда-нибудь выкапывал сокровище ясным днем. О таком случае не читал и не слыхал. Дело всегда происходило темной ночью при свете фонаря. И, конечно же, кладоискателей поджидали различные опасности.
