Юлиан оказался среди немногих посвященных. Отец-настоятель велел ему неотлучно находиться у постели больного, записывать каждое произнесенное им слово, ибо то, что он скажет — великая тайна ордена. Коротко пояснил, что незнакомец — это священник Отто, искавший прародину венгров. Он путешествовал по морю и по суше, а ныне, сломленный болезнью и лишившийся всех своих спутников, вернулся.
Юлиан выполнил поручение. В короткие минуты просветления Отто успел рассказать, что в некоем языческом царстве встретил людей, говоривших на понятном венграм языке, и узнал от них, где живут венгры-язычники. Сам же Отто, чувствуя приближение болезни, решил возвратиться в монастырь, чтобы взять с собой братьев-проповедников и завершить великое дело.
Хриплым шепотом, замолкая в изнеможении и снова едва слышно выговаривая слова, Отто перечислял города и земли, через которые следует идти в Великую Венгрию:
— Город Матрика[4]… Алания[5]… Река Итиль[6]… Пустыня с редкой травой на три недели пути… Солнце должно быть утром справа, а днем — за спиной… Великая Булгария[7]… Солнце утром в лицо… Горы впереди, но до самих гор идти не нужно[8]… Там живут венгры-язычники…
Юлиан записывал на пергаменте каждое произнесенное слово. Дороже золота были эти слова, оплаченные немыслимыми трудами, жизнями спутников Отто, таких же братьев-проповедников, как он сам. По всему было видно, что и Отто не выживет, смерть уже склонилась к его изголовью.
Священник Отто умер, но добытые им знания о земле венгров-язычников превратились в достояние Доминиканского ордена. Новые знания предстояло добыть. Юлиан был готов повторить путь Отто и пройти дальше.
Вскоре Юлиана переселили в другую келью — просторную, богато убранную, совсем рядом с покоями настоятеля. Каждый вечер приходили для доверительной беседы братья-проповедники, уже побывавшие в странах Востока, советовали, наставляли, предостерегали. Звучали в тишине диковинные названия стран и народов. Шелестели пергаментные листы, хранившие от непосвященных тайны миссионерских путешествий.
Наконец, в монастырь была доставлена королевская охранная грамота с позолоченной печатью. Оставалось получить благословение папского легата[9]. Отец-настоятель испросил аудиенцию. Вместе с настоятелем Юлиан пришел в мрачный, похожий на рыцарский замок, дворец легата.
Легат небрежным жестом прервал настоятеля, принявшегося было неторопливо повествовать о богоугодности миссии, которую предстояло свершить Юлиану, и сказал такое, по сравнению с чем даже поиски прародины венгров отступили на второй план.
— Ты едешь в восточные страны в страшное время, — обратился легат к Юлиану. — Из глубин Азии надвигаются на христианский мир дикие племена монголов. Мы не знаем о них почти ничего, но, по слухам, сила их ужасна, их бесчисленное множество и все они на конях. Тебе надлежит узнать, что хотят монгольские правители и нельзя ли направить их варварскую силу на пользу святой церкви. Неисповедимы пути господни! Кто знает, не сокрушат ли язычники друг друга и не воссияет ли над обломками языческих царств благотворящий крест?
Потом легат заговорил о большой стране, которая лежит к востоку от Польши и Венгрии — земле русских. Русские отвергают призывы войти в лоно католической церкви. Не устрашит ли упрямцев нашествие дикого кочевого народа? Не попросят ли они помощи у римского папы, признав его своим духовным пастырем? Обо всем этом должен узнать Юлиан, ибо на то есть воля апостольского престола…
