Виктор Михайлович почувствовал лёгкий укол злобы, а после (что было ещё неприятней) ощутил полнейшую безысходность.
Ох не выберется парень отсюда… Лёва его для своей диссертации надолго тут закроет, а потом уже никуда особенно и не денешься. Вся жизнь тогда в никуда… Пропадёт парень, совсем пропадёт…
Тьма вокруг медленно пропадает. Я открываю глаза. Лежу на каменном полу коридора. Пробую вспомнить, что со мной произошло… Побег доктора Фриза, разговор с Загадочником… Пугало! Укол, токсин, галлюцинации… Встреча с Амадеем Аркхэмом, который умер почти сто лет назад.
Теперь я вспомнил. Я знал, что делать дальше.
Необходимо навестить одного старого друга. Оценить обстановку внутри лечебницы. Надеюсь, эти безумные монстры не захватили город, выбравшись на свободу, пока я был без сознания.
Поднимаюсь, иду весь этот коридор насквозь. Мне нужно увидеть Двуликого. Я обязан понять «расстановку сил» в психушке, без этого никак. Всё закончится в ближайшее время, я это знаю наверняка.
Я помнил, где его держат…
Самый жуткий блок тюрьмы Аркхэм, лечебницы кошмарных существ. Тихий коридор. Слышен звук моих мягких шагов, откуда-то из другого крыла больницы раздаются протяжные вскрики, полные душевных страданий. Наверное, убийца Крок сильно сожалеет о том, что не может вырваться на свободу и вершить свой беспричинно-страшный суд. Пока не может…
Я остановился у камеры Двуликого и рывком сдвинул заслонку смотрового окошка. Бывший окружной прокурор сидел на скамье, расслабленно (словно подсудимый, подкупивший судью, который уже начал читать оправдательный приговор).
Левый глаз без век, точно кошмарный шарик в черепе куклы. Вся эта же половина лица обуглена так, что больно смотреть: сгоревшее ухо и губы, ужасный оскал вместо кожи на щеке. Часть носового хряща сожжена.
Зато правая половина лица Харви Дента осталась нетронута.
Такова была воля судьбы. Причуда фатума. Тот несчастный случай разделил личность Харви на две части. И самый достойный гражданин Готэма сошёл с ума. Весьма печально…
Завидев меня в квадрате дверного оконца он улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, более успешный бывший коллега. Я знал наверняка, что ты скоро здесь окажешься, — Двуликий слегка подался вперёд, протягивая руку, в которой блестело нечто круглое (предмет, определявший исход жизни многих людей, несущий смерть жертвам Харви Дента, бывшего прокурора округа).
— Моя монета упала правильной стороной.
Двуликий злобно усмехнулся, убирая монету в карман своей двухцветной робы. Я промолчал, мне было нечего ему сказать. Убедиться, что он в камере — единственное, ради чего я здесь.
Он же явно был настроен поговорить.
— Ты знаешь, Бэтмен, ничего у тебя на этот раз не получится. Ты не сможешь нас остановить.
— Тоже по монетке определил? — мне пришлось нарушить молчание.
Двойное лицо Харви подёрнулось злобой.
— Да просто некуда дальше, — заскрежетал он левой половиной рта. — Из Аркхэма путь только обратно… В город. В мир любви и безумия, смерти и радости, солнца и тьмы…
Двуликий умолк, повернул голову к левой стене. Теперь я мог видеть его нормальную половину, невольно вспоминая того, кем он был раньше.
Белый Рыцарь Готэма. Защитник правды и свободы людей. Неподкупный.
Его принципиальная честность поражала. Почти так же сейчас поражает изуродованная часть его лица…
Смотря в пустую темноту стены, он произнёс печальным голосом:
— За время, что я здесь провёл — понял множество самых необъяснимых вещей. И мне стало казаться, будто луна — это монета, упавшая на землю проигрышной стороной.
Я отвернулся от дверного оконца, с горечью задвинул заслонку и пошёл прочь, подальше от этого места безумной скорби. В моей душе кипело чувство противоречия.
Молоденькая медсестра Арина завершала вечерний обход отделения, собираясь побыстрее вернуться в сестринскую, чтобы выпить ещё кофе перед ночным дежурством. Она заглянула в последнюю палату. Мягкая темнота укутала койки с пациентами, на стенах лежал тускло-жёлтый свет уличных фонарей, далёких точно звёзды. Укрытые решётками, окна палаты являли пустоту почерневших небес.
Арина оглядела это «царство сновидений». Её взгляд остановился на парне в ближнем углу. Очень симпатичный, подумала девушка. Жаль, что псих. Кажется, Бэтменом себя считает. Жуть полнейшая.
Медсестра прикрыла дверь и пошла сквозь сумрак коридора к заветному кофе. Она вспомнила фильмы про Бэтмена, один из которых показывали по телевизору совсем недавно.
Арине нравился этот киношный супергерой. Он был мужественным, решительным и смелым, а ещё (отметила девушка, улыбнувшись) весьма богатым холостяком. Но при всём этом вызывал очень противоречивые чувства, внушая надежду на спасение и жуткий страх одновременно.
По спине девушки пробежал холодок, который принёс ей ощущение лёгкого возбуждения. Обернувшись, она посмотрела в даль тёмного коридора больницы и юркнула за дверь светлой сестринской.
Пациент Борис Иванов в это время видел свой новый сон:
Я иду по улице Кафки, туман окружает меня. Хищно, таинственно, страшно. Некая загадка ждёт меня где-то здесь…
Ближайший крестик на моей карте — бар. Местное питейное заведение. Вот так просто. В любом городке есть такой.
Сворачиваю на улицу Рембо, пробираюсь через клубы тумана к заветной двери. В баре может быть что угодно: жуткие монстры, тени мёртвых, ходячие манекены, полчища чудовищ, зомби, восставшие из могил…
Тихая пустота овладела всем помещением. Столик, кофейные автоматы и холодильники, полные пива. Электрический свет падает на всё вокруг, выхватывая картины художников-сюрреалистов в чёрных рамках на стенах особенно сильно.
Но бар не пуст. За стойкой, спиной ко мне сидит та самая блондинка в фиолетовом платье.
Нерешительный, я подхожу к ней чуть ближе. Она поворачивает голову и, улыбаясь, смотрит на меня распрекрасными глазами цвета спокойного моря.
Всем своим видом она даёт понять: я дерзкая и строптивая, но нежная красотка, которая любит поиграть в любовь.
Она говорит мне:
— Присядь рядом.
Голос этой блондинки вызывает у меня самое приятное головокружение в моей жизни. Будто во сне я подхожу и влезаю на барный табурет в полуметре от неё. На стойке передо мной стоит бутылка пива. Открываю, отпиваю.
Девушка в фиолетовом пьёт какой-то коктейль через чёрную трубочку, торчащую из бокала.
Мы смотрим друг другу в глаза. Она говорит:
— Что же ты ищешь в этом городе? — снова её чудесно-сладкий голос.
Я растерянно гляжу на горлышко пивной бутылки.
— Не помню, что ищу. Быть может, я здесь случайно. Даже не знаю, кто я такой…
Она иронично смотрит на меня, отпивает коктейль и спрашивает:
— Значит, имени своего ты тоже не помнишь?
— Нет. А ты своё не забыла, надеюсь? — меня стал раздражать её тон. Этакое злорадное кокетство.
Она это почувствовала.
— Ты злишься? Извини, я не хотела издеваться над тобой. Мне просто интересно, — взгляд её синих глаз будто дразнил, и это было приятно. Меня притягивало такое заигрывание.
— Так всё же, я не знаю своего имени, но хотел бы узнать твоё.
Я мягко улыбнулся (впервые за всё время пребывания в Сайлент Хилле). Девушка поставила бокал на стойку. Выражение её лица стало каким-то странным. Так видят призрак в зеркале, наверняка зная, что он там есть.
— Меня зовут Лора… Может, уйдём отсюда? — вполне безвредное предложение, от которого я уже не мог отказаться.
Мы покинули бар и направились в местный отель. Странное стечение обстоятельств вело меня именно туда, куда мне было нужно. Лора знала кратчайший путь…
Гостиница «Пустые грёзы» стояла на улице Джойса. Старый стиль, высокий фасад — туман почти не тронул здание.
Лора уверенно отворила двери, мы прошли внутрь отеля. Жуткая тишина холла уходила в глубину коридоров. Пустота, никого кроме нас.
— Мне нужно было сюда попасть, — растерянно проговорил я. Лора согласно кивнула и двинулась к лестнице. Я поспешил за ней.
Оказалось, она жила здесь, в номере 211.
Мы поднялись на этаж — по коридору блуждал мягкий сумрак. Лора остановилась у двери своего номера, открыла её и зашла в комнату.
Я нерешительно замер на пороге, смутно чувствуя опасность, которая давно ждала меня здесь. Нечто необъяснимо-страшное проникло в отель.
Зашторенные окна, кровать у стены, тусклый свет с потолка — да вся обстановка в номере была объята приближением ужаса.
Лора стояла под лампочкой, с улыбкой смотрела мне в глаза. Её тень вращалась по полу, будто кошмарная стрелка часов.
Туман стал выбиваться из-под каждой двери, моментально заполняя коридоры отеля. Красивая блондинка Лора превращалась в зеркальный манекен. Медленно, неотвратимо, гипнотически чётко.
Наконец-то, услышав свой крик, я побежал прочь от страшной комнаты.
Виктор Михайлович Фрименбаум всё чаще задумывался о случае пациента номер 34. Старому психиатру очень хотелось помочь, но он так пока и не понял, что можно сделать в этой ситуации.
Виктор Михайлович категорически отвергал радикальные меры. Например, Э.С.Т. (электросудорожная терапия) или вообще хирургическое вмешательство, применённое к мозгу больного.
Доктор Фрименбаум уже несколько дней подряд мучился этой проблемой, которая всё сильнее стала напоминать типичную навязчивую идею. Что же будет с жизнью молодого человека, по сути абсолютно постороннего?
Виктора Михайловича несколько раз посещала одна и та же шальная мысль, от которой ему становилось по-настоящему страшно. А ведь такого старика мало что могло напугать. Только не теперь. В таком возрасте боятся лишь, наверное, мучительной смерти в одиночестве, растянутом на долгие годы. Или несчастного случая с подрастающими внуками, что-нибудь в этом роде.
Но доктор Фрименбаум боялся своего решения в отношении судьбы пациента 34 (возможно, других людей тоже). Боялся совершить ошибку.
Сигнал тревоги рвал тишину клиники, ясно давая понять — ситуация вышла из-под моего контроля.
Чёрные крылья плаща развевались на бегу. Я спешил в сторону камеры Джокера, совсем не будучи уверен, что он по-прежнему там.
Из-за поворота на этаж выскочил мой старый знакомый. Мистер Фриз!
В своём хладо-скафандре, с лицом цвета синего льда, Виктор Фриз прицелился и выстрелил по мне из «замораживателя». Я ловко увернулся от леденящего сгустка, сбил противника с ног и, быстро обезоружив, вырубил ударом в челюсть. Он потерял последние остатки сознания, но только лишь на время…
Я приковал его бэт-наручниками к самой крепкой трубе в коридоре. Сигнал тревоги орал, не унимаясь — мне нужно было спешить дальше.
Камера Джокера была открыта. У распахнутой настежь двери стояла она: маскарадный костюм чёрно-красной расцветки, клоунский колпак с бубенчиками (из-под него торчат две рыжие косички), узкая повязка с прорезями для глаз.
Арлекина. Девушка-гимнастка с образованием психолога. Когда-то она работала здесь, пытаясь лечить местных безумцев. И всё шло хорошо. Пока в Аркхэм не поместили Джокера (пойманного мной в первый раз).
Арлекина влюбилась в него, навсегда покончив с обычной жизнью. Можно сказать — сошла с ума от любви…
— Что-то ищешь, глупая мышь? — её издевательский вопрос совпал со «смертью» сигнала тревоги. Звонкий смех Арлекины заполнил весь коридор.
Я двинулся к ней решительным шагом. В её руке сверкнуло лезвие ножа, она приготовилась напасть.
Первый выпад стал последним. Я легко выбил нож у психованной подружки Джокера, которая тут же попыталась ударить меня по глазам. Тщетно, милая. Я для тебя слишком быстрый…
Через мгновенье Арлекина была обезврежена.
— Ты не остановишь его, тупая мышка! — визжала связанная преступница. — Он освободит всех! МЫ ВЕРНЁМСЯ В ГОРОД!
— Вы в лучшем случае вернётесь в свои камеры, — заверил я её.
Любовница Джокера поджала губы, злобно смотря в мою сторону. Она поняла, что я прав. Им вряд ли удастся выбраться на волю. Не в этот раз, ребята…
Я почувствовал какое-то движение за спиной и резко развернулся. У лифта метрах в десяти от меня был, конечно же, он. Клоун-принц преступного мира. Гений криминальных безумств…
Джокер развёл руки в стороны:
— Давай обнимемся, дружище. Давно не виделись. Привет!
Он улыбался своей разодранной улыбкой. От уха к уху. Кроваво-красная канава вечной радости безумия.
Джокера никогда не удавалось переодеть в тюремную робу, он просто не давал с собой это проделать, оставаясь всегда неизменным: плащ без пуговиц, чёрные туфли, рубашка и брюки фиолетового цвета, зелёная жилетка, перчатки на руках.
— Почему ты ни разу меня не навестил? Трудовой график не позволил? — несмываемый грим превращал его лицо в подобие бледной маски, к которой я так привык. Тёмные дыры глаз будто гипнотизировали.
Джокер сделал несколько шагов вперёд.
— Вижу, ты мило пообщался с моей дорогушей, — он нежно улыбнулся Арлекине. — И если ты, Бэтмен, героически не улетишь отсюда прямо сейчас, всё у нас пройдёт, грубо говоря, мягко.
— Таких подарков от меня не жди, — подражая ему, я криво усмехнулся. Он сделал вид, что смертельно расстроился.
— Только не думай, что я скучал без тебя. Мне было безумно одиноко, не более, — Джокер рывком сдёрнул перчатку с левой руки. — Я слегка увлёкся маникюром. Тебе нравится?
К ногтям его пальцев были прилеплены неровные кусочки бритвенных лезвий, готовые ранить. Будто обломки акульих зубов.
— Очень симпатично. Я тебе даже немного завидую.
Он оценил мою иронию. В его уродливой улыбке промелькнуло счастье.
— Чудесно! Зависть движет миром, крутит колёса войны. Но сейчас не про это… Ты ведь простишь меня и не сильно обидишься, если узнаешь, что я освободил здесь кое-кого досрочно? — Джокер сделал ещё пару осторожных шагов в моём направлении. Я ждал начала схватки, оставляя ему право первой атаки. Он, широко улыбаясь, выхватил нож из рукава, точно в карточном фокусе, и резко рубанул им воздух над моим левым ухом, когда мы сошлись.
Я попытался перехватить его руку, но получил ряд порезов от обломанных бритв. Удар ногой в грудь отбросил Джокера к стене, но должного эффект не вызвал. Противник весело улыбался, поигрывая ножом. Лезвие сверкало хищными бликами.
— Хорошее начало, Бэтмен.
— Да, неплохо размялись…
Я метнул в него бэт-бумеранг. Он ловко увернулся — маленький «силуэт» летучей мыши вонзился в стену стальным крылом.
Джокер, задорно смеясь, снова кинулся на меня. Я стерпел отвлекающий удар в голень, но пропустил выпад его руки с ножом. Он рассёк мой костюм в районе сердца, слегка поцарапав кожу.
— А вот сейчас я тебя пырну по-настоящему! — Джокер крепче сжал нож и замахнулся для новой атаки. Но я был быстрее.
Первый удар пришёлся ему в солнечное сплетение, второй — в челюсть. Он пошатнулся, третий удар свалил его с ног. Джокер выронил нож при падении.
Я склонился к поверженному врагу и быстро начал связывать ему руки бэт-нитью. Внезапный укол — что-то вонзилось мне в ладонь. Между пальцами Джокера блестела булавка.
— Ой, прости… — он скорчил виноватую гримасу. — Я нечаянно.
— Отлично, мой милый! — кричала Арлекина, безуспешно пытаясь освободиться. — Тебе конец, Бэтмен! ВСЁ!
Голова закружилась, я оступился и грохнулся на пол, не в силах двинуться. Связанный Джокер радостно захохотал.
— Теперь ты парализован! Жаль, что это временно. Хотя мне было бы скучно без тебя. Ты мне нужен живой и здоровый.
Он лежал в метре от меня. Связанный, но всё ещё опасный. А я не мог даже пошевелиться. Сквозь тихий шум в ушах послышались шаги. Кто-то спешил к нам по коридору клиники.
Через мгновенье я увидел его: Двуликий держал пистолет начальника охраны в одной руке, свою «счастливую» монету — в другой.
— Сейчас всё решится, Бэтмен…
Он направил дуло револьвера мне в лицо. Джокер наблюдал эту сцену с самым серьёзным видом, что означало необычайную сложность сложившейся ситуации.
— Я подкину монету, — спокойно сказал Двуликий. — Если повезёт тебе, мы вернёмся в свою камеру, а ты будешь жить дальше. Но если повезёт нам… Сам понимаешь.
Джокер безумно засмеялся, монета Харви полетела вверх. В следующий миг она лежала на ладони моего бывшего друга. Счастливой стороной к свету.
Двуликий усмехнулся. По его обгоревшей половине лица едва заметно скользнуло разочарование. Он выронил пистолет и зашагал прочь.
Джокер напрасно кричал, чтоб Харви его развязал. Бывший окружной прокурор не вернулся, не стал помогать этим злодеям. В нём осталась часть чего-то человечного. Примерно наполовину…
Заблокированные двери отделения всё-таки удалось открыть. Санитары (которых не тронул мистер Фриз) окружили связанных беглецов. Ко мне склонился начальник охраны:
— Бэтмен! Что здесь творится?! Меня кто-то оглушил, я потерял сознание, очнулся — пистолета нет… С тобой всё в порядке? Ребята, киньте этих безумных уродов в камеры, пока они опять чего-нибудь не учудили! Бэтмен, ты меня слышишь?
Парализующий яд Джокера усиливал своё воздействие.
Откуда-то сверху падала фиолетовая пелена. Всё закружилось.
Мои глаза закрылись.
Пасмурный день будто накрыл психбольницу номер 4.
Персоналу было не до работы. Лень охватила практически всех.
Борис Иванов, местный Брюс Вэйн, прошёл мимо уснувшего санитара, тихонько открыл дверь сестринской и зашёл внутрь.
— Вам чего? — растерянно спросила медсестра Арина. Пациент внимательно изучал её рыжие косички, на лице у него застыла маска отрешённости.
Иванов повернулся к зеркалу на стене. Арина не сводила глаз с этого парня, странного и очень симпатичного.
Он долго стоял напротив своего отражения, а потом грохнулся на пол.
Потерявший сознание, пациент Иванов лежал у ног испуганной девушки в белом халате…
Я бежал, объятый туманом. Сайлент Хилл оставался всё также безлюден, а улицы пугающе пусты. Только блондинка Лора ждала меня в своём номере, превратившись в живое зеркало.
Добежав к перекрёстку улиц Брэдбери и Кинга, я остановился, чтобы отдышаться. Страшный отель теперь был далеко, мне удалось выбраться из того кошмара, но город покинуть я не мог — нужно наведаться в последнее место…
Местная больница располагалась в конце улицы Джека Лондона. Заброшенное здание, четыре этажа пустеющей тьмы.
Или внутри кто-то есть? И вновь меня ждёт западня?
Пока не зайду — не узнаю.
Затхлый воздух наполнил приёмный покой, который словно застыл во времени. Полумрак окутал пустые каталки и лавки вдоль стен. Я пошёл по коридору, зная о том, что нужно осмотреть всю больницу, каждый этаж.
У меня есть ключ из музея, им открывается дверь или что-то ещё, я не знал. Но ответ был совсем рядом.
Добравшись до лестницы, я осмелился заглянуть в ближайшую палату. На койках лежали манекены (их очертания просматривались в тёмной желтизне больничных сумерек).
Я поднялся по лестнице, коридор второго этажа напоминал гротескный лифт, растянутый в будущее. На стенах висели фотографии здешних пациентов. У каждой имелось название: делирий, психоз, паранойя, шизофрения, маниакально-депрессивный синдром, аутизм, синдром навязчивых состояний, болезнь Альцгеймера, раздвоение сознания…
