Бронзовый Посейдон был найден только в 1925 году. Тогда же подняли два фрагмента конских статуй и отбитую руку. Вторая подводная археологическая экспедиция у мыса Артемисион была организована молодым археологом Николаосом Платоном. Через пятьдесят лет мне довелось познакомиться с ним. Он и его супруга являются, по-видимому, крупнейшими специалистами по греческой археологии вообще и критскому периоду в частности.
Платон, оказавшись у нас на судне, не смог указать точное местонахождение затонувшего корабля. Он помнил лишь, что, будучи в те времена полным профаном в морских делах, требовал от ныряльщиков одного — указать, «как ориентировано судно». Он рассчитывал поднять его целиком, освободив от панциря наносов. Водолазы не понимали его вопросов, и тому была причина. На глубине перед их взорами представала какая-то заиленная масса с неясными очертаниями, а поиск они осуществляли с помощью длинных заостренных шестов, которые загоняли в дно. Если шест натыкался на твердый предмет, они высвобождали его руками… Так они нашли Посейдона.
В подводной археологии основной проблемой является проблема точной локализации судна. Судна у мыса Артемисион, которое было исследовано за полвека до прихода «Калипсо», как бы и не существует. Его местоположение не нанесено на морские карты, а оставшиеся участники работ 20-х годов не могут вспомнить, где оно лежит. Даже археолог, который возглавлял экспедицию, ничего не помнит…
Пока тола подготовка к нашему путешествию, Колен Мунье и Бабет Сориа с помощью доктора Критзаса все же отыскали в деревеньке Трикери рыбака, утверждавшего, что он хорошо помнит ту операцию. Ему в ту пору было шестнадцать лет, и его отец работал на затонувшем судне,
Этот рыбак выбрал два ориентира для локализации судна — полоску суши характерной формы и известный всему району платан, Платану этому было более двух тысяч лет — о нем есть упоминания в текстах, написанных задолго до начала христианской эры. Это восхитило меня: какое чудесное растение, ведь оно «наблюдало» за ходом истории в течение двух тысячелетий, каждую осень теряя свой лиственный наряд и каждую весну покрываясь свежими почками!
Мы встретились с нужным нам человеком. Альбер Фалько доставил его из Трикери на шаланде. На борту «Калипсо» ему была оказана встреча, достойная главы государства, сначала на палубе, а затем в кают-компании, где доктор Критзас и наш радист любезно согласились выступить в роли переводчиков.
На море волнение. Короткие волны бьют о борт. Мы идем курсом восток-юго-восток под низким пологом туч, а рыбак рассматривает южный берег пролива Трикери.
Он без труда находит крохотный мыс — первый береговой ориентир. А где же платан? Его как не было! Позже мы узнали, что дерево замерзло во время суровейшей зимы 1956 года и его срубили. Такова судьба двухтысячелетнего гиганта — обратиться в золу и дым!
Нас такое положение не устраивает. Не имея второго ориентира, рыбак оказывается в плену сомнений. Здесь? Или там? А может, на 100 метров восточнее? Или на 50 метров южнее? Погода вот-вот окончательно испортится, глубины весьма приличные (50–80 метров), ныряльщики «Калипсо» должны выполнять «насыщенные погружения» (значит, нужны особые режимы декомпрессии), а потому мы не можем себе позволить «бить мимо цели».
Наконец рыбак принимает решение: он тычет пальцем в какую-то точку. Альбер Фалько сажает его в шаланду, и они отправляются устанавливать буй. Иван Джаколетто и Ремон Колл, облаченные в гидрокостюмы, едут с ними. Вскоре они исчезают в волнах. Когда же снова оказываются на поверхности, выясняется, что они нашли лишь обрезок резинового шланга!
