Учебную часть, после реформы в корпусе, организовал офицер Ждан-Пушкин. Русский язык, историю литературы, географию, всеобщую историю преподавали хорошие учителя. Из учителей войскового училища были оставлены лучшие: Старков, преподававший географию, Костылецкий — русский язык, теорию словесности и историю литературы, и Кучковский — геометрию. Уроки последнего отличались изящным и ясным изложением, и даже тупицы усваивали предмет хорошо. Костылецкий познакомил кадет с сочинениями Пушкина, Лермонтова и Гоголя; свой курс русской литературы он составил по критическим статьям Белинского, но имени последнего ни разу перед учениками не произнес. Этим он спасал свой курс от запрета со стороны учебного начальства, так как Белинский в годы царствования Николая I считался в официальных кругах вредным писателем.
В конце учения Ждан-Пушкин предложил учителю Старкову читать эскадронным кадетам более подробно географию Киргизской степи. Он знал, что казачьим офицерам предстояло ходить с отрядами в степь, нести там кордонную службу[8] и участвовать в военных экспедициях, доходивших на юге до границы независимого Туркестана. Старков выполнил распоряжение Ждан-Пушкина, и кадеты эскадрона вышли из корпуса с такими сведениями о Киргизской степи, каких не имели ни о какой другой стране.
Для усовершенствования кадет в фронтовой службе были присланы офицеры из столицы; среди них выделялся Музеус, образцовый фронтовик, высокий, вытянутый в струну, с громким голосом, гроза для неисправных и нерасторопных. Он задавал тон и остальным учителям.
Военный дух в кадетах старались поднять и в обстановке спален; на их стенах повесили портреты героев Отечественной войны 1812 г.; в одной из камер эскадрона висела картина, изображавшая гибель Ермака, покорителя Сибири, в волнах Иртыша. В спальнях были библиотеки для внешкольного чтения, с книгами военного содержания, в частности — посвященные истории Отечественной войны, «История Государства Российского» Карамзина, исторические мемуары, а также описания морских путешествий. Последние особенно заинтересовали Гришу, помнившего еще приключения Робинзона Крузо. Он прочитал записки Броневского о плавании в Ионическом архипелаге и путешествие Дюмон-Дюрвиля, усвоил всю корабельную терминологию и морские команды, с увлечением читал описания Канарских островов, Мадагаскара, Полинезии и стал мечтать о морских путешествиях, хотя понимал, что для казачьего офицера такие мечты несбыточны. Но ему нравилась и история Карамзина, особенно примечания, которые он перечитывал по нескольку раз, делая из них длинные выписки. В мальчике обнаружилась склонность к кропотливой работе, характеризовавшая и его позднейшую литературную деятельность.
Кадеты, родители или родственники которых жили в Омске, на воскресный день отпускались домой; они уходи ли из корпуса в субботу вечером и возвращались в воскресенье вечером. Этим создавалось общение кадет с городским обществом; главным образом в связи с этими воскресными отпусками проникали в среду кадет новые идеи, новые книги, интерес к политике. Общение детей казаков со своими семьями в этом отношении имело мало значения; через ротных кадетов в корпус проникли сочинения Сю, Александра Дюма и Диккенса. Гриша зачитывался ими.
Однако социалистические идеи в корпус не проникали. Даже о восстании декабристов и о развернувшемся в стране движении за отмену крепостного права кадеты, судя по воспоминаниям Потанина, не имели представления.
Среди кадетов-казачат выделялся Чокан Валиханов. Это был киргиз, сын султана. На него смотрели, как на будущего путешественника в Туркестан или Китай. Он был очень талантлив и много рассказывал о киргизском быте. Его рассказы так увлекли Гришу, что он начал их записывать, и вскоре из рассказов составилась толстая тетрадь. Этим он положил начало своим этнографическим записям, которыми так много занимался во время путешествий. Чокан в это время еще плохо говорил по-русски, и сам не мог записывать, но он хорошо рисовал и иллюстрировал тетрадь Гриши изображениями киргизского оружия, охотничьих снарядов, утвари и пр.
К концу пребывания в корпусе Чокан начал серьезно готовиться к своей будущей миссии, о которой говорили ему учителя; он читал описания путешествий по Киргизской степи и Туркестану, изучал историю Востока. Ему доставляли для чтения интересные книги по Востоку, и он делился ими с Гришей. Оба мальчика прочитали описание путешествия Палласа в русском переводе, и Гриша увлекся им. Со страниц этой книги на него пахнуло ароматом полыни и степных цветов уральских степей; ему казалось, что он слышит крики летающих над рекой Яиком чаек, уток и гусей. Его мечта о путешествиях приняла новую форму. Книга Палласа приблизила мечты к той стране, в которой должна была проходить жизнь и служба Гриши.
Повести Гоголя, которые превосходно читал в отрывках кадетам-казачатам учитель Костылецкий, особенно «Тарас Бульба», будили в них демократические настроения. Казачата увидели нечто общее между собой и героями Гоголя, почувствовали себя сродни запорожским республиканцам, избиравшим кошевого атамана; они распределили между собой имена героев повести Гоголя. Среди них появились Тарас, Остап, Андрий. Позже некоторые из них заинтересовались историей Украины и южнорусского казачества, и в кадетской среде появились имена Наливайко, Сагайдачный, Дорошенко.
В последний год учения, когда кадеты слушали фортификацию, их заставляли летом, в лагере, строить люнет. Казаки работали отдельно от ротных, на особом участке, и, соревнуясь с ними, выполняли работу дружнее и раньше, чем ротные. Лихой казак, удалой казак стал идеалом.
